Что же делать? Бежать прямо сейчас, а потом проследить за домом и дождаться развязки. И где, интересно, мой младший брат? Уже убит или прячется где-нибудь поблизости.

Квинт оглянулся, но никого не обнаружил.

Меж тем оптио завалил мать на постель.

Широка родительская кровать, вся сделана из бука, а толстенькие ножки из ясеня. Та часть, что повернута в сторону гостей, выложена бронзовыми квадратиками с серебряными листьями. На кровати лежит мягкий тюфячок с красной и фиолетовой шерстью внутри – не безрукие домашние рабы мастерили, торговец Юпитером поклялся, что левконы[5] постарались. Товар качественный! Несколько подушек, набитых мягчайшим гусиным пухом, с наволоками галльской работы, поверх тюфяка и простого одеяла – алое покрывало с узорами неописуемой красоты – чистый шелк!

«Если какой-нибудь мужчина пробудет с нашей мамой хоть полсекунды, он сделается на веки вечные ее покорным рабом, – говорил, бывало, отец. – Потому как наша мама получила посвящение в храме Кибелы, и знает такое, о чем не догадываются ни искусные в делах любви рабыни-танцовщицы, ни привозимые с Кипра синеглазые массажистки, ни знаменитые своими губками флейтистки с Крита. Если нашей маме когда-нибудь понадобится соблазнить одного из богов, она это сделает».

Мама рассказывала, что в его жилах течет кровь бога Термина, явившегося к юной и прекрасной жрице богини Кибелы Ирине. Не самый главный бог, даже не один из основных, но Термин – бог границ и приграничных камней. Очень полезное покровительство для «Черного паука». Потому как, если правильно задабривать Термина и, не полагаясь на рабов и слуг, самолично относить ему подношения на перекрестки дорог, с переходом границ проблем не возникнет. А это того стоит! Квинт даже родился в день празднования Термина, чем еще раз подтвердил свое божественное происхождение и сразу же избавил семью от косых взглядов. Потому что 23 февраля все от мала до велика празднуют Терминалии. Все. Не стоит распускать язык, давая повод для зависти. Мама давно уже все ему объяснила, и Квинт понял, но удобно ли говорить об этом при отце…

Квинт совсем уже было решился покинуть дом. Вещи на первое время всегда хранились в тайном коридорчике – по комплекту для каждого члена семьи и доверенных рабов. За стеной слышалось только прерывистое дыхание, и было неинтересно. Оптио отослал солдат – хороший знак. Значит, есть надежда, что не отдаст им, и если после соития сразу же не вспорет живот, то не сделает этого уже никогда. Впрочем, отец говорил, мало кто на это способен. Говорить все горазды, а как до дела… Квинт достал с полки две припрятанные там шерстяные туники и надел их одна на другую, подпоясав обычным поясом. Взял из специального углубления в стене парочку удобных кинжалов, развернул теплую накидку, мало ли придется ночевать на улице, и уже полез за сухим мясом и хлебом, как вдруг в маминой комнате произошло шевеление. Вначале по мраморному полу зашлепали сандалии брата, потом Квинт услышал крик и, припав к дыре, увидел, как получивший мощный удар брат отлетает к стене, а оптио, весь в крови, пытается извлечь из ягодицы нож.

Все пропало! Мама выглядит растерянной. Грудь поднимается и опускается, в глазах – непонимание, страх. Она разворачивается в сторону наблюдательного пункта Квинта, так, чтобы тот видел ее и понял, что она уже не контролирует происходящее. Поняв мамин тайный приказ, Квинт сгребает в суму какую-то еду и устремляется вон из тайного лаза в каморку еще более тайную, в сердце жилища Публиев, где будет сидеть несколько дней, пока в доме витает дух смерти, а солдаты не устанут охранять его стены, поджидая возвращения отца.