Смахнув со лба модно подстриженную чёлку, Малиновский бегло осматривает аудиторию и, игнорируя выстрелы неприкрытого восторга со стороны - что уж греха таить - практически всех девчонок, впивает взгляд в меня.

- Ромашкина, иди сюда, поговорить надо, - кивает себе за плечо Богдан, но я даже ухом не веду.

Беру в руки карандаш и демонстративно пялюсь на исписанную оставшимися от прошлой лекции формулами доску.

- Ромашкина! - повторяет Малиновский громче и хмурит густые тёмные брови.

- Ещё чего! У меня лекция, - не смотря на него выдаю я, и прямо кожей ощущаю, как у всех челюсть отвисла.

- Так Веника же нет. Иди, не пожалеешь.

- Тут говори, у меня от Цветковой секретов нет. И от остальных тоже.

- Вот настырная, - Богдан криво усмехается и к общему восторгу девчонок проходит в аудиторию. Подойдя к нам с Анькой, ставит локти на стол и стреляет по сторонам голубыми глазами. - Ромашкина, разговор крайней степени важности. Пошли.

Кошусь на Аньку - та сидит с непробиваемым фейсом. Слышу сзади шепоток Селивановой:

- Богдаш, а я не подойду?

- Прости, лапуль, не сегодня, - и под нос: - да и не завтра. - И тут же громко, включив всё своё обаяние: - Ромашкина, будь человеком, удели мне минуту своего драгоценного времени.

- Ла-адно, - тяну и нарочито медленно поднимаюсь со скамьи.

Честно, не знаю, зачем согласилась. Наверное, чтобы утереть нос всем этим красоткам с нашего потока. Так-то и я ничуть не хуже - фору любой дам, но повыделываться всё-таки хотелось.

- Я скоро, Ань, - бросаю Цветковой и неторопливо выхожу вслед за Малиновским. Закрыв дверь, прислоняюсь к той спиной и складываю руки на груди: - Ну и? Чего тебе?

- Не-не, лапуль, не здесь - разговор серьёзный и, - подмигивает, - интимный.

- Я тебе не лапуля - это раз, и с интимом, вон, к Селивановой, она всегда «за». Так чего надо?

- Короче, - Богдан трёт пальцами подбородок и осматривается по сторонам. - Короче, дело такое... Блин, даже не знаю как сказать-то...

- Да говори уже, прям как девица на выданье. Да что это с ним такое в самом деле.

Убедившись, что никто не греет уши, Малиновский подходит ближе и как обухом:

- Короче, выходи за меня, Ромашкина.

2. Часть 2

***

- Чего-о? Совсем, что ли, с дуба рухнул! - кручу пальцем у виска и настораживаюсь: - Или ты под чем-то? Ты это, серьёзнее будь, Малиновский, не запускай себя, сейчас всё-всё лечится, любая зависимость.

- У меня зависимость от тебя, лапуль, - Богдан делает шаг и прижимает меня к двери своим благоухающим Гуччи телом. - Влюбился, сил нет, день и ночь о тебе думаю. Э, что это ты вытворяешь?

- Что-что, телефон достаю, - ворчу, и кое-как извлекаю аппарат из кармана пиджака. - Ты не волнуйся, сейчас позвоним куда следует, тебе помогут. Медицина знаешь как вперёд шагнула.

- Ну вот что ты глумишься, я же серьёзно.

- Малиновский, иди в баню! Заливай кому-то другому, но не мне, - спихиваю его с себя и собираюсь покинуть этот театр абсурда.

- Жень, да постой, - Богдан берёт меня за руку и останавливает. Вот чёрт знает почему, но снова позволяю себя уговорить и оборачиваюсь. - Короче... Блин, Веник тащится, пойдём в другом месте поговорим, - тянет меня к лестнице, но я артачусь:

- Не пойду я с тобой никуда, у меня лекция!

- Ромашкина, ну чего ты тугая такая, говорю же - дело крайней важности.

- Если Веник влепит мне прогул, отмазывать меня будешь ты! - стараясь громко не топать, юрко сматываемся на лестницу, несёмся на первый этаж и, переводя дух, оказываемся в полупустой столовой. Тяжело дыша, смахиваю с лица выпавшие пряди: - Всё, выкладывай, может, как-то смогу ещё без палева в аудиторию пробраться и ничего не пропустить.