Хотя январь выдался теплый, я полагал, что на этих лугах змеи не проявляют той же активности, как в более жаркие месяцы, тем более в прохладе ночи. Змей я не люблю особенно. Однажды меня заперли ночью в серпентарии, многих обитателей которого выпустили из стеклянных клеток. Если бы они предложили мне яблоко с древа познания, я бы как-нибудь с этим разобрался, но они хотели впрыснуть в меня свой яд, лишая меня шанса предотвратить одно из самых чудовищных преступлений в истории человечества.

Я спускаюсь по лугу, в траве по колено, пока не выхожу – и снующие в траве змеи не покусали, и барражирующий в небе беспилотник на голову не свалился – на асфальтированную дорогу, по которой иду к домам.

Они все красивые, построенные в викторианском стиле, с просторными верандами и декоративной вычурностью. В лунном свете все они кажутся неоготическими: ассиметричные, неправильной формы, с островерхими крышами со слуховым окном под коньком, другие окна окружены готическими арками с резными наличниками.

Шесть домов выстроились бок о бок на отдельных участках, а седьмой – самый большой, возвышается над другими, построенный на вершине холма, в тридцати футах выше и в сотне – позади. Свет горит в комнате второго этажа самого большого дома и в нескольких комнатах первого этажа самого дальнего из шести домов, стоящих в ряд.

Поначалу меня тянет к последнему дому в ряду. Я подхожу к нему и чувствую, что идти надо дальше, до конца дороги и вниз по склону, уже по проселку. Под ногами хрустят обломки ракушек.

Пляж неширокий, со стороны материка его подпирает десятифутовый крутой склон, заросший кустами, возможно, дикой олеарией. Трехфутовые волны разбиваются с негромким рокотом, создавая ощущение, что где-то неподалеку похрапывают спящие драконы.

В тридцати футах к северу я улавливаю какое-то движение. Заметив мое приближение, кто-то присел на песке.

Сунув руку под свитер, я вытаскиваю спрятанный на пояснице пистолет.

Спрашиваю громко, чтобы перекрыть шум прибоя:

– Кто здесь?!

Темная фигура вскакивает и бежит к заросшему кустами склону. Невысокая, четыре с половиной фута, ребенок, скорее всего девочка. В лунном свете длинные светлые волосы развеваются флагом за ее спиной, потом они исчезают за темными кустами.

Интуиция подсказывает: если девочка не та, кого я ищу, она тем не менее ключ к разгадке происходящего в «Уголке гармонии».

Я тоже спешу к обрыву. Ранее волны дотягивались до самых кустов, но теперь прилив не такой высокий, и между линией прибоя и заросшим кустами склоном есть узкая полоска плотно укатанного песка.

Пройдя сотню футов, но так и не увидев девочку, я осознаю, что прошел мимо. Поворачиваю назад и иду на юг, внимательно вглядываясь в темный склон в поисках тропы, проложенной сквозь густые заросли.

Вместо тропы нахожу темное жерло дренажной трубы, которую не заметил, спеша за девочкой. Труба огромная, наверное, шесть футов в диаметре, уходит в склон и частично замаскирована кустами и лианами.

Подсвеченный сзади скатывающейся к западу луной, я полагаю, что она видит мой силуэт.

– Я не причиню тебе вреда, – заверил я ее.

Когда она не отвечает, протискиваюсь сквозь лианы и делаю два шага вперед по огромной бетонной трубе. Из четкого силуэта превращаюсь для нее в расплывчатый, но она по-прежнему остается невидимой. Может находиться как в сотне футов, так и на расстоянии вытянутой руки.

Я задерживаю выдох, пытаясь уловить ее дыхание, но рокот прибоя в трубе усиливается, кружась по закругляющейся стенке. Конечно же, я не могу услышать ни тихого дыхания ребенка, ни ее осторожных шагов, если она приближается ко мне из чернильно-черного тоннеля.