— Кое-кто, — отчеканила она, — желает, чтобы вы поймали негодяя как можно скорее. То, что вы назвали «жевать», — она внезапно хохотнула, — на самом деле называется ритуалом извлечения магии. Насильным извлечением. Меня выжали, как лимон.

— Да, понимаю, — ответил Тристан.

— Он ловит девушек и калечит их, а потом убивает. Ему не нужны свидетели. Я знаю, таких странных жертв много. Невесты с младенцем на груди, не так ли? Это дело вам поручили расследовать только что?

— Вообще-то, это государственная тайна, — неодобрительно заметил Тристан. — Не стоит о нем распространяться, и… откуда вы знаете? Кто вам сказал?

— Тайна, — насмешливо фыркнула дама. — Для меня не существует тайн. Я знаю больше, чем король. И уж куда больше, чем вы! У вас есть еще одна выжившая жертва, — жестко произнесла дама под вуалью. — С покалеченным магическим даром. Что-то пошло не так с этим ритуалом, и она осталась жива.

— Вы тоже, — заметил Тристан.

— Это потому, что я сопротивлялась! — с вызовом выкрикнула дама, сжав кулаки в бессильной ярости. — Прочие жертвы были милосердно усыплены. А я не сдавалась! Я сопротивлялась и не позволяла до самого конца сцедить мой дар! Даже когда он начал переламывать мне кости по одной!

— Это довольно смело и заслуживает уважения, — спокойно заметил Тристан, не позволяя ей заразить себя ее горячностью. — Но, однако, сопротивление не помогло?

— Нет, — сухо ответила она, мгновенно стихнув. Словно на последний всплеск эмоций ушли все ее силы. — Он раздавил и уничтожил меня. И взял то, что ему надо. Я думала, что умерла; да, наверное, так и было. Но моя благодетельница вернула мне жизнь, стерла боль с переломанного тела. Спасла меня. Да, вы правы, господин инквизитор! Я не знатного сословия! Но кто же знал, что у дочери простого мясника больше магических способностей и больше воли, чтоб защищать свою честь, чем у потомка знатного рода!

— Это вы сейчас на меня намекаете?

Маленькая монахиня умудрилась подкрасться незаметно, совершенно непонятно как. Ведь ее башмачки звонко и отчетливо цокали набойками по платформе.

Дама под вуалью молниеносно обернулась. Тристан видел, как сверкнули с ненавистью ее глаза.

— Вероятно, вы очень сильны и смелы, — продолжила монахиня. Ее шаги замедлились, набойки ее ботинок цокали медленно, словно в тягучем сне. — Но только вот мне никто не помогал. Не пришел никакой благодетель и не стер боли. Я выбралась сама. Так что впредь не разбрасывайтесь хвастливыми словами, и не отзывайтесь уничижительно о других.

— Всего лишь легкий укол в подмышку, — издеваясь, прошипела дама под вуалью. — О, понимаю. Это невыносимо, нестерпимо больно! Немного больнее, чем разбить коленки?

— Совсем чуть-чуть, — невозмутимо ответила монахиня.

— И немного больше, чем лишиться невинности в объятьях мерзавца? — не унималась искалеченная. На нее словно напал какой-то странный приступ, она странно задергала головой, плечом, как в нервном припадке, и захихикала, жутко и истерично.

Монахиня и ухом не повела, хотя дама под вуалью только что выдала стыдную тайну, которую агент скрыла даже от короля.

— Я любила его, — ровным голосом и твердо произнесла она.

Она смотрела на кривляющуюся, и глаза ее становились все злее, все холоднее, а маленькое хрупкое тело напрягалось, словно она вот-вот набросится на оскорбляющую ее женщину и разорвет ее на куски.

— Дамы, дамы! — прикрикнул Тристан, чуя, что еще немного — и эти две передерутся. — Держите себя в руках!

Но вмешательство инквизитора не остановило молодых женщин.

Казалось, что старые раны в их душах, нанесенные им неизвестным негодяем, загорелись огнем.