Так что дело это он забросил, не исписав и половины листа. Вернее, отложил на вечер или на утро следующее. Сам же, предавшись созерцанию и примерке подарка, отправил своих людей седлать лошадей, чтобы ехать завтракать, а потом и в лагерь.

Как позавтракали, так выехали за городскую стену. А там, в лагере, обычная солдатская жизнь: какие-то солдаты, молодёжь из Эшбахта, – старикам и дневных маршей хватало, – устав от переходов по жаре, ночью ходили промочить горло в трактир, что стоял прямо у городских ворот и всю ночь призывно светил из тьмы огнями над входом. Корпоралы и сержанты куда только смотрели. И теперь, естественно, полковник Брюнхвальд уже принимал делегацию из местных приличных людей. Те пришли жаловаться на солдат, что побили местных и то ли изнасиловали, то ли пытались изнасиловать какую-то девицу. Но Брюнхвальд разумно интересовался, а что это за честная девица такая, что таскается ночами по трактирам, а потом поинтересовался, кто из местных проткнул ножом ляжку одному из его людей. И не найдя ответа на два этих вопроса, делегация ушла, не сыскав справедливости, но делегаты грозились жаловаться бургомистру на буйных временных соседей. В общем, ничего нового в лагере не было, и полковник, когда приехал генерал, как раз собрал корпоралов, сообщал им, что раз по-хорошему их подопечные не понимают, то теперь будут окапывать лагерь и обводить его рогатками, как положено, чтобы по ночам было у добрых людей желание спать, а не таскаться по кабакам и встревать в поножовщины с местными.

Когда младшие чины покинули навес возле палатки полковника и там стали собираться офицеры обсудить дела, слово взял артиллерист ротмистр Хаазе. Он сказал, что лошади у него в состоянии хорошем, бодром, денёк ещё отдохнут, и можно выступать. Он даже предложил выйти на день раньше людей, чтобы не задерживать весь отряд. И Мильке согласился с артиллеристом, напомнив, что дорога от Швацца хоть и идёт в хороших землях вдоль реки, но тянется всё время вверх до самого перевала, и пушки будут задерживать отряд, сколько раз в день ни меняй упряжки. И если территория не враждебная, то лучше, конечно, отправить пушки вперёд.

От генерала ждали решения, но он всё не мог определиться, дружественна ли вокруг территория или нет, а ещё его так разморил зной и поданное к столу вино, что он лишь сказал:

– Покормите лошадок лишний денёк, пусть отдохнут, а завтра уже и придумаем, как быть.

Глава 10

Зной уже стоял полуденный, когда он возвращался в замок. Люди попряталась в тень, крестьян ни в полях, ни в садах не было, ушли.

Коровы заходили в ручей, что протекал ниже лагеря, и ложились в воду от жары и оводов.

Не то чтобы барон хотел побыстрее покинуть лагерь и своих товарищей, нет, ему с его офицерами было очень хорошо, просто генерала тянуло к принцессе. Вчера он дал ей множество советов и сегодня хотел знать, какими она воспользовалась, а какими нет. И когда подъезжал ко дворцу маркграфини, уже у самых ворот услышал женский крик, и крик тот был не очень настойчив.

– Господин, господин!

Волков бы не придал тому значения, мало ли кто зовет своего господина, да вот Кляйбер, что ехал за ним, ему и говорит:

– Господин, то вам кричат.

Лишь тогда генерал остановил коня и поворотился на крик, и сразу признал кричавшую: то была та самая Магдалена, которую он взял с собой в услужение принцессе в городе Фейбене. Девушка бежала к нему, подбирая юбки, – торопилась. Подбежала и, сделав книксен, заговорила:

– Господин… – тут она немного застеснялась. – А я вас жду, во дворец меня больше не пускают. Вот тут у ворот и жду.