Кем бы ни был этот Рыбак Мумнба с навахой – он гоблин осторожный. И с рабами своими обращается тоже осторожно, не давая им шанса проломить себе голову – это я понял, наблюдая за мучениями Имбецила, явно поставленного сюда ради какого-то важного дела, но я пока не мог понять, какого именно. Но вообще зрелище впечатляло…

Когда этажи здания обрушились и схлопнулись, превращая все в многослойный сэндвич, сюда прилетело все то, что было под самой крышей. И среди упавшего оказалась и примерно пятиметровая статуя – если судить по видимой части и прикинуть пропорции – юной гимнастки с высоко поднятым над головой гимнастическим мячом. Гимнастка утонула по пояс, прекрасно сохранившееся красивое лицо направлено к мячу, а на шаре, что не столь уж большой, переминается голый тощий коротышка лет так двадцати. Роста в нем чуть больше полутора метров, отчего он кажется пигмеем на фоне пятиметровой гимнастки. «Пигмей» частично сидит на узкой дощечке вроде качелей, чьи веревки уходят в переплетение стволов вверху, туда же тянется цепь от железного ошейника. На лодыжке парня защелкнут еще один железный браслет, обрывком цепи и скобой приделанный ко лбу явно охреневшей от такого поворота событий статуи гимнастки. Вокруг всего этого коконом висят веревки и старая рыбацкая сеть, на которой закреплено до хрена всякой всячины: мешки и мешочки, пластиковые и стеклянные бутылки, невероятно старый фонарь с раскладной панелью солнечной подзарядки – и сверху как раз падает достаточно широкий вертикальный солнечный луч. В общем, все неплохо так придумано и организовано. Одного не пойму – для чего все это?

Словно в ответ на мои мысли коротышка вдруг вздрогнул всем телом, натужно всхлипнул и… изверг из задницы бодрый фырк жидкого дерьма, оросившего его ноги и плюхнувшегося на каменный шар под ногами, откуда все начало капать на по-прежнему максимально одухотворенный и одновременно охеревший лик гимнастки.

– Как же, сука, интересно, – изрек я, глядя на стекающие потеки бурого дерьма. – Раньше на памятники голуби срали… а ты на голубя не очень похож, Имбел…

– Я не голубь, амиго! Ох-х-х… Но я птица в неволе! Хотя я сам виноват… О-х-х… Я сам влип в это дерьмо, – произнося это, он продолжал тужиться и выплескивать из себя жидкие экскременты. – Если выдержу еще пару лун и не высру все кишки, то верну себе свободу – Рыбак Мумнба мужик справедливый!

– Нахрена ты срешь на гимнастку, Имбо? – спросил я.

– Да это вынужденно! Я каждый день перед ней извиняюсь! Сам подумай, амиго – она жила раньше, тренировалась, рекорды ставила… а теперь на нее срет неудачник Имбо Сесил… тут есть над чем задуматься! Вот ты задумался? О чем думаешь, амиго?

– О полете твоих обосранных яиц…

– О сиськах! Думай о загорелых сиськах, амиго!

– Чем ты занят, Имбо?

– Отрабатываю долги. Сейчас вот работаю прикормкой на Мумнбу.

– И кого ты кормишь дерьмом?

– Не дерьмом, амиго! Ампленто! Что ты! Я кормлю живущую там, внизу, рыбу семенами ягод красной хмагги.

– И причем тут твоя жопа?

– Так семена проходят через нее! Я жру ягоды, жру горстями, меня проносит до кровавого говна… и обработанные моими кишками семена падают в воду… стекая по щечкам гимнастки… а ведь у нее красивая фигурка была, да? А как тебя зовут, амиго? Я Имбо! Имбо Сесил! Верный срущий раб Рыбака Мумнбы, и вроде как его лодка уже входит в дом…

Об этом живая рыбная подкормка могла и не предупреждать: звук лодочного мотора оборвался у самого проема, и из светлого размытого пятна показался округлый нос достаточно широкой лодки. За секунду до этого послышался хриплый властный окрик: