– Говори!

– Ты сказал, что платишь две десятины.

– Все платят. Таков закон.

– Но ты сказал это с потаенной гордостью. Спорим, ты платишь десятины точно в срок? Ни разу за все годы не опоздал, а если это и случилось, то только потому, что ты физически не мог явиться вовремя.

– Два раза я болел. Лежал пластом. Лихорадка, – едва слышно обронил Рыбак.

– Платить налоги ты являешься чисто выбритым, причесанным, в лучшей своей одежде. А заплатив, отправляешься в кантину, но не ближайшую, а в ту, любимую, где ты проводил досуг во времена, когда был весомым человеком, когда служил дону Матео. Ты усаживаешься на свое любимое место, заказываешь лучшие блюда, выпивку. И проводишь там время до закрытия, небрежными кивками отвечая тем, кто знал тебя по прежним временам. Там же встречаешься со стариками и их знакомым тебе потомством, расспрашиваешь о происходящем в Церре, всячески при этом стараясь не показать жгущего тебя любопытства….

– Хватит!

– Что «хватит»?

– Ты выиграл спор! Я отдам тебе двадцать патронов!

– Я еще не закончил…

– Сорок патронов к винтовке! Только заткнись уже! Да, я – он самый! Я патриот! Разве ж это плохо?

– Плохо? Нет, – я покачал головой. – Без патриотов не выстроить фундамент. Но патриот должен быть в гуще событий, должен быть деятельным, приносящим пользу. А если патриот всеми забыт и живет на окраине мира… это медленно сводит его с ума. Рано или поздно ты свихнешься, Мумнба. Сойдешь с ума, превратишься в тихого помешанного, плавающего на своей лодке по окраинным руинам и все реже навещающего город. Или найдешь себе цель среди правящих молодых наследников, оденешься во все лучшее, возьмешь винтовку и явишься в город чтобы убить его…

– Что ты! Я верен себе и родине! Я…

– Бывших, как ты, не бывает, Мумнба, – тихо произнес я. – Взгляни на меня. Я сам такой. Я не знаю покоя. Меня все время что-то жжет изнутри… Разве бывает день, когда ты не думаешь ни о чем из прошлого? Бывает?

– Нет… не бывает…

– И не будет. Не хочешь сойти с ума – займись чем-нибудь. Сколоти свой отряд, породи новое племя.

– Я уже стар…

– Да плевать. Лучше умереть в пути, чем сдохнуть всеми забытым у ног пляшущего на лбу статуи голого придурка с обосранной жопой. Кстати, его ты взял сюда не из желания воспитать и выбить из него дурь. Нет. Тебя сжигает одиночество. А он – хоть какая-то компания. Спорим, ты часами сидишь здесь просто так?

– Я не буду больше с тобой спорить, амиго.

– И мне ты рад тоже из-за одиночества. Проплыви я мимо – ты бы нагнал, окликнул, навязал бы свою компанию.

– Кто ты такой, Оди? Я уже начинаю ненавидеть тебя…

– Я? Хм… я тот, кто знает тебя, Мумнба. Хочешь, я расскажу тебе кое-что еще?

– Нет… – медленно привстав, Рыбак покачал головой. – Не хочу больше слушать. Каждое твое слово – как удар ножом. Я хочу теперь подумать о многом. Потом я буду спать. Долго. А потом опять буду думать… Я… я благодарен тебе, чужак.

– О… когда меня вдруг опять называют чужаком, то это сигнал к тому, что меня вот-вот пошлют нахер…

– Уходи, – попросил Рыбак. – Пожалуйста.

– Ладно, – кивнул я. – Но только если отдашь раба, подаришь запас копченой рыбы, расскажешь, как быстрее добраться до Церры, где там лучше всего остановиться, а еще мне нужны деньги и пара бутылок этого самогона…. Что скажешь, Мумнба? Разве это не щедрое предложение с моей стороны?

Несколько раз мигнув, Рыбак задумчиво уставился на меня, перебирая в пальцах рукоять навахи. Столь же молча сверху на нас таращился эсклаво Имбо Сесил, держащий бутылку за горлышко так, как ее держат перед тем, как швырнуть в чью-нибудь голову. И мне даже было интересно – а в чью именно голову он хочет метнуть бутылку?..