Коварно мигнув, блюдце погасло, и я, возмущённо ахнув, перевела квадратные глаза на избушку. Почему-то не возникло ни единого сомнения в том, что блюдце не издевается, а всего лишь озвучивает вводные данные.

То есть… Получается…

Я теперь баба Яга что ли?!

- Ну охренеть блин!

Вообще-то я выразилась иначе. Как-никак двадцать лет ревизорского стажа. Но это всё мелочи, а влипла я, судя по всему, по-крупному.

Короче, сжала я блюдце покрепче и двинула в сторону своей новой жилплощади. Шаг сделала, два сделала и остановилась. Аккуратненько так приподняла подол, мрачно полюбовалась на самые всамделишные лапти и ругнулась снова.

Я терпеливая. Очень. Но когда издеваются настолько изощрённо, да ещё и не скрываясь, теряю над собой контроль - и тогда прячьтесь, кто куда может.

В общем, правый лапоть отправился в лес. Левый примерно в том же направлении.

Дальше я, пыхтя и ругаясь страшными словами (прокурорской проверкой и санэпидстанцией), решительно приблизилась к избушке. Насупленно оценила её кособокость, мысленно перекрестилась, поднялась по трём кривым-косым-скрипучим ступенькам и толкнула дверь, которая, судя по проёму, открывалась внутрь.

Я не ошиблась.

Мерзейший скрип сопроводил самое простое действие, и на меня пахнуло пылью и сухими травами. К своим сорока (с хвостиком!) годам я сохранила прекрасное зрение, но даже оно не сильно помогло разобрать, что находится внутри этой хибарки. Навскидку в этом древнем срубе три на три едва ли могли поместиться печка и хоть какая-нибудь кровать.

А зима не за горами!

Это только молодым да глупым кажется, что от лета до зимы сотни дней, а по факту иногда и моргнуть не успеваешь, и вот уже минусовая температура. А это: теплая одежда в несколько слоёв, злосчастные кубометры потреблённого тепла и простуды в самый неподходящий момент.

В общем, настроена я была крайне скептично.

Но вошла, хорошенько так пригнувшись, чтобы не поздороваться лбом с притолокой.

И сразу же озадаченно замерла на пороге, не веря собственным глазам. Уже по привычке ущипнула себя за бедро и поморщилась. Боль оказалась реальнее того, что видели глаза.

А видели они, как ни странно, комнату куда большего размера, чем казалось снаружи. Не меньше, чем пять на пять, да ещё поделённую на секции весёленькой зелёной занавесочкой в жёлтый горох.

Первая секция была чем-то вроде прихожей с тканым половичком под ногами и сундуком у самой двери, над которым висели ветвистые рога неведомого зверя. То ли древнего оленя, то ли лося, то ли совсем какой волшебной твари, в зоологии я была не сильна, особенно в такой – «чудесной». Слишком уж много, на мой взгляд, имелось в рогах ответвлений, большинство из которых не пустовали: шарфики, косынки, кофточка, пальтишко и даже телогрейка украшали это «чудо», растянувшееся на половину стены.

Дальше шла печь, достойная отдельного описания. Вкратце: настоящая Русская Печь. Но сказать о ней лишь вкратце – это оскорбить не только её, но и само понятие русской печи. Я, истинный житель мегаполиса, видела такие только на картинках, за всю свою жизнь ни разу не побывав в деревне, так что впечатлилась очень сильно. Даже как-то благоговейно, моментально осознав все свои исконно русские корни.

Она была мощной. Белоснежной. С кедровым опечьем и алыми расписными петушками между печурками. С суровой чугунной заслонкой и пристроенной нижней скамейкой, выложенной гладко обтёсанным камнем медово-солнечного цвета. Наверху имелась полноценная лежанка для сна, а на выступе над вьюшкой стояла разнообразная глиняная посуда.