Саклеры раздали сотни миллионов долларов, и в общественном сознании эта фамилия десятилетиями связывалась с филантропией. Один директор музея уподоблял это семейство династии Медичи[8], благородному флорентийскому клану XV века, чье покровительство искусствам способствовало началу эпохи Возрождения. Но если Медичи сделали себе состояние в банковской сфере, то точные истоки саклеровского богатства долгое время казались куда более таинственными. Члены семьи с почти маниакальной одержимостью присваивали свою фамилию учреждениям, связанным с науками и искусствами. Она была выбита в мраморе, выгравирована на бронзовых табличках и выложена витражным стеклом. Существовали Саклеровские стипендии для профессоров, Саклеровские стипендии для ученых, Саклеровские циклы лекций и Саклеровские премии. Однако стороннему наблюдателю было бы трудно связать фамилию этой семьи[9] с каким-либо конкретным бизнесом, который генерировал все это богатство. Светские знакомые встречали ее членов на званых ужинах и благотворительных вечерах в Хэмптонсе, на какой-нибудь яхте в Карибском море или на горнолыжных курортах в Швейцарских Альпах… и перешептывались, строя предположения, как эти люди заработали свои деньги. И это было странно, поскольку основную часть состояния Саклеры скопили не в эпоху баронов-разбойников, а в недавние десятилетия.

– Вы окончили подготовительный курс Нью-Йоркского университета в 1980 году, – сказал Хэнли. – Верно?

– Верно.

– А в 1984 году – медицинскую школу Нью-Йоркского университета?

– Да.

– А правда ли, – спросил тогда Хэнли, – что после двухгодичной ординатуры в хирургии она пришла работать в компанию Purdue Frederick?

Purdue Frederick Co (Purdue Frederick) была производителем лекарственных препаратов, а впоследствии стала известна как Purdue Pharma (Purdue Pharma). Располагавшаяся в Коннектикуте, эта компания была источником львиной доли состояния Саклеров. В то время как Саклеры с помощью хитромудрых контрактов о «правах на наименование» обычно настаивали, чтобы любая художественная галерея или исследовательский центр, становившиеся получателями их щедрот, вставляли их фамилию в свои названия, семейный бизнес с именем Саклеров никак не связывался. Более того, вы могли бы изучить веб-сайт Purdue Pharm вдоль и поперек и не обнаружить вообще никакого упоминания о Саклерах. Но Purdue была частной компанией, целиком и полностью принадлежавшей Кэти Саклер и другим членам ее семейства. В 1996 году Purdue представила новаторский лекарственный препарат, мощное обезболивающее на основе опиоидов под названием «ОксиКонтин»[10] (OxyContin), которое было объявлено революционным способом лечения хронической боли. Это средство стало одним из самых громких блокбастеров в истории фармацевтики[11], принеся своим создателям около 35 миллиардов долларов дохода.

Но оно же привело к стремительному росту зависимости и злоупотребления. К тому времени, как Кэти Саклер приступила к даче показаний под присягой, Соединенные Штаты были охвачены опиоидной эпидемией: американцы во всех уголках страны оказались зависимыми от этого мощного средства. Многие люди, начавшие со злоупотребления ОксиКонтином, в результате переходили на так называемые «уличные наркотики», такие как героин или фентанил. Цифры были ошеломляющими[12]. По данным Центров контроля и профилактики заболеваний, за четверть века после поступления ОксиКонтина в продажу около 450 000 американцев умерли от передозировки средств, связанных с опиоидами. Такие передозировки теперь стали основной причиной скоропостижных смертей в Америке, унося больше жизней, чем автомобильные аварии, больше даже, чем «самая американская» причина гибели людей – огнестрельные ранения. Более того, передозировки опиоидов унесли жизни большего числа американцев, чем все вместе взятые войны, в которых участвовали США, начиная со Второй мировой.