пациентам-психотикам, чтобы они могли сами прикуривать сигареты, и при этом можно было не опасаться, что они подожгут больницу. Артур не занимался рекламой этого препарата, но вполне мог бы: слоган Smith & Kline для Торазина утверждал, что он помогает «пациентам не попадать в психиатрические больницы»[306]. В 1955 году ежегодный приток пациентов в американские психиатрические учреждения снизился – впервые за четверть века[307]. Следующие десятилетия стали свидетелями гигантской деинституционализации психически больных[308] в Америке, и палаты таких учреждений, как Кридмур, стали пустеть. Едва ли успех Торазина был единственным фактором, ставшим двигателем этих сейсмических перемен, но он, похоже, укрепил позиции теории, приверженцем которой был Артур: теории о том, что психические заболевания вызываются химией мозга, а не неизменными генетическими тенденциями, травмирующим воспитанием или изъянами характера. Более того, Торазин подбросил ученым совершенно новую программу исследований: если можно лечить психические заболевания, регулируя химические дисбалансы в мозгу, то наверняка есть и другие недуги, которые можно лечить подобным способом. Как выразился один историк, «помощь шизофреникам должна была стать только началом»[309]. Начиналась новая эпоха, в ходе которой, возможно, предстояло практически на каждое заболевание создать по таблетке.

Артур ощущал это всеобщее возбуждение и, казалось, постоянно придумывал новые способы синергии между фармацевтической наукой и коммерцией. Работая с Pfizer, он помогал представить публике одну из первых форм «нативной рекламы», когда компания выпустила 16-страничное цветное приложение к воскресному номеру «Нью-Йорк таймс». (Впоследствии «Таймс» утверждала[310], что это приложение «было откровенно обозначено» как реклама, но признала, что оно было «задумано так, чтобы обычный читатель воспринимал его как редакционный материал».) Для человека, который изображал из себя рыцаря открытой коммуникации, Артур демонстрировал последовательную тенденцию искажать истину, когда это было выгодно. А это случалось часто.

В тот же период для него стало характерной чертой как можно чаще скрывать собственное участие в предприятиях. Завладев «Макадамсом», он отдал половину акций[311] своей первой жене Элси. Это был подарок, который он вручил ей вместо раздела имущества. Но, помимо прочего, этот дар был призван играть роль фигового листка. Элси не оказывала никакого значимого влияния на управление компанией, но ее формальное право собственности создавало возможность правдоподобного отрицания: Артур мог утверждать, что его личный интерес в компании меньше, чем был на самом деле. Он с удовольствием жертвовал славой, если это означало, что он сможет продолжать действовать из-за кулис.

Как выяснилось впоследствии, Артур также бережно хранил и более серьезную тайну – тайну, которую он унес с собой в могилу, но при жизни делил с Биллом Фролихом. Одним из предприятий, в которых Артур тайно имел долю, был вечный соперник его «Макадамса», агентство «Л. В. Фролих». Для внешнего мира Саклер и Фролих были конкурентами. Но в действительности Артур помогал Фролиху основать его бизнес, снабжал его деньгами, присылал клиентов, а в конечном счете тайно договорился с ним поделить фармацевтический бизнес. «В то время было очень-очень важно[312]… позаботиться о том, чтобы захватить как можно большую долю бизнеса», – объяснял десятилетия спустя долго работавший с Артуром поверенный Майкл Сонненрайх. Загвоздка заключалась в том, что из-за правил конфликта интересов ни одно американское агентство не могло рекламировать два конкурирующих товара. «Поэтому они и создали два агентства», – говорил Сонненрайх. Эта договоренность «не была противозаконной», настаивал он. Но все же признал, что она была намеренно создана с целью маскировки конфликта интересов.