Так случилось, что Фролих одно время работал под началом Саклера[288]. В первые дни своей работы в Schering Артур нанял Фролиха для разработки шрифтов. Первая жена Артура, Элси Саклер, впоследствии говорила, вспоминая о своей первой встрече с Фролихом, которая произошла около 1937 года: «Начинал он арт-директором[289], работая на других людей. Разрабатывал дизайн для других агентств. У него был к этому настоящий талант». В то время Фролих лишь недавно прибыл из Германии. Он не был врачом, как Артур, зато обладал врожденной сметливостью. В 1943 году он открыл собственную рекламную фирму[290]. И вскоре агентство Фролиха и «Макадамс» поделили все лакомые «кусочки» рынка: если крупный рекламодатель не оказывался клиентом одной из этих фирм, то наверняка был клиентом другой.

Фролих снискал репутацию бонвивана: он держал ложу в опере[291] и устраивал званые вечера в своем пляжном доме[292] на Лонг-Айленде. Но при этом он был очень сдержанным и дисциплинированным человеком[293]. Как-то раз он заметил, что для фармацевтической индустрии характерно «состязательное рвение»[294], которое «согрело бы сердце Адама Смита». В «фармацевтическом искусстве», как называл (весьма помпезно) Фролих медицинскую рекламу, приходится делать деньги «в промежутке между выходом на рынок и моральным устареванием» товара.

Артур Саклер признавал эту состязательную реальность[295]. «Мы действуем в области с невероятно плотной конкуренцией», – однажды сказал он, отметив, что для того, чтобы заполучить и сохранить каждого рекламодателя, ему приходилось отбиваться от «двадцати агентств-соперников». Но самым главным соперником, похоже, был все-таки Фролих. Журнал «Адвертизинг Эйдж» описывал это соперничество[296], назвав Саклера и Фролиха «двумя лучшими в этой области». Джон Каллир выразился грубее и проще: «Фролих» и «Макадамс» доминировали»[297].

Некоторые люди, знавшие Фролиха, считали, что в нем должно быть некое второе дно, нечто большее, чем видно на первый взгляд. Кое-кто даже подозревал, что этот человек – с его немецким акцентом и пунктуальностью – может скрывать свое нацистское прошлое. На самом же деле ФБР во время войны вело расследование в отношении Фролиха[298], чтобы выяснить, есть ли у него связи с гитлеровским режимом. Но их не было. Совсем наоборот: Фролих был евреем[299]. И если Артур временами мог сойти за нееврея, то Фролих по-настоящему вжился в роль, скрывая и отрицая с самых первых дней в Соединенных Штатах эту часть своей идентичности. Многие из его ближайших друзей и знакомых[300] только спустя годы после его смерти узнали, что он был евреем. Не знали они и того, что он был геем и у него была тщательно законспирированная вторая жизнь[301]. Но в середине XX века в тех кругах, где вращался Фролих, мужчины нетрадиционной ориентации часто поступали так же, демонстрируя обществу одно свое лицо, а другое пряча за завесой тайны.

«Динамика этого бизнеса[302] не отражает его доходов, но продолжает ускоряться головокружительными темпами, – писал Артур Феликсу Марти-Ибаньесу в 1954 году, отмечая, что его обязанности, похоже, только множатся. – Происходит миллион событий». Должно быть, всем троим братьям Саклер казалось, что гипотеза, которую они вместе вымечтали в Кридмуре, теперь воплощается в жизнь. Недавно компания Smith, Kline & French[303] представила новое лекарственное средство Торазин[304], ставшее антипсихотической «серебряной пулей» именно того рода, о которой грезили братья. Пациенты, прежде проявлявшие агрессию, становились кроткими. Психиатрические лечебницы смогли снова разрешить пользоваться спичками