«Вы же собирались в монастырь, Николай Александрович? Не так ли?»

Он несколько стыдливо опускал голову, а потом взглядывал на меня со смущением и лукавством и говорил:

– Ну да, собирался… Но теперь, пожалуй, я с монастырем погожу…

Ну чисто почтальон Печкин из мультфильма, который только жить начинает…

Что ж вы так, Николай Александрович, – с деланным ехидством вопрошаю я, – слова своего не держите? Неправильно это. Все знают, что царь должен быть таким, что сказал – как отрезал, и что верность своему слову это главное достоинство королей.

– Да вот, – вздыхает он, – думаю, Господь мне совсем другую стезю уготовил…

– Какую ж? – с притворным недоверием спрашиваю я, дергая лепестки ромашки, будто играя в «любит – не любит».

– Ну, Алла Викторовна… – пожимает плечами мой кавалер, – пути Его неисповедимы… Возможно, Ему угодно, чтобы я обрел простое семейное счастье… Должно же быть и у меня простое семейное счастье…

– Неужели, Николай Александрович? – всплескиваю я руками, как принято в этом времени делать жеманным барышням. – Это же замечательно… Так вы никак женитесь в скорой перспективе?

– Почему бы и нет… – отвечает он, вскидывая голову. – Ведь моим девочкам нужна мать… Да и я еще не стар и, может быть, смогу сделать счастливой достойную женщину… Думаю, что моя милая Аликс тоже не стала бы против этого возражать…

При этом он смотрел на меня многозначительным горящим взглядом влюбленного юноши, и я, не в силах выдержать этот взгляд и желая еще пококетничать, смущенно отворачивалась и переводила разговор на другую тему. Воображая нас со стороны, я думала: «Ну чисто школьники!», и мне было и смешно, и радостно, и розы с незабудками распускались в моей душе. Все это было так мило и романтично, как еще никогда не было в моей жизни! Ну а особой пикантности этому придавало то, что моим влюбленным кавалером был ни кто иной, как Император Всероссийский, сам Николай II… Впрочем, недолго ему было оставаться императором, хотя это и не могло повлиять на наши отношения. Ведь в первую очередь я ценила его как мужчину – умного, заботливого, умеющего любить. И знала, что рано или поздно серьезное объяснение между нами все же произойдет…

И вот настал этот день. Николай пришел ко мне одетый не так, как обычно – на этот раз на нем не было стеганой тужурки и охотничьих брюк; вместо этого он было облачен в нарядный синий гусарский мундир, богато украшенный золочеными витыми шнурами*. Вид он имел решительный и торжественный. Во взгляде его появилось что-то новое, непривычное – уверенность, что ли, определенность…