Единственное, что я не говорила и не планировала рассказывать Анне Андреевне, так это то, что Глеб симпатичен мне. Он сам боится, что отец узнает о моих чувствах к нему, боится его гнева. Не стоит обострять ситуацию, ведь пока между нами даже ничего нет.

Анна Андреевна возвращается к дивану напротив кресла, в котором сижу я, берёт блокнот и ручку, лежащие на подлокотнике и усаживается, поёрзав на месте, чтобы устроиться удобнее.

— Что насчёт твоего восприятия больницы? Тебе всё ещё некомфортно приходить туда?

Молча пожёвывая губами, я понимала, что женщина не успокоится, пока не получит ответ на свой вопрос. Хотелось бы мне сказать, что беспокойство полностью исчезло, но это не так.

— Всё ещё не по себе, но симптомы паники и удушью отступили. Знаете, это больше напоминает, словно я посмотрела ужастик перед сном и теперь боюсь выключать свет и ложиться спать.

Анна Андреевна посмеивается.

— Ты всегда умела находить интересные сравнения, — отмечает женщина. — Закрой глаза и отдохни.

Я подчиняюсь: закрываю глаза, откидываюсь на спинку кресла и расслабляюсь. Анна Андреевна включает спокойную классическую мелодию, напоминающую мне звуки дождя. Губы растягиваются в улыбке. Это чувство приятно обволакивает. Но…

Появляется и другое… Ощущение неизвестной тревоги снова окутывает меня, тело будто бы впечатывается в кресло, появляется лёгкая паника, которую я научилась контролировать. Я слышу, как кричит какая-то женщина, захлёбываясь своими рыданиями. Перед глазами возникает образ мужчины: он качает головой, но я не могу рассмотреть черты его лица, чтобы понять, знакомы ли мы. Мужчина разворачивается и уходит. Бездна потери окутывает. Мне хочется позвать мужчину, но я не знаю его имени. Тяну руку, но силуэт растворяется. В носовых пазухах появляется резкий запах медикаментов. Я слышу шум капающей капельницы, ощущаю дискомфорт в руке из-за катетера.

Чувствую себя потерянной. От тревоги в груди всё сдавливает. Меня будто бы везут куда-то на кровати-каталке, вокруг говорят врачи, и я слышу топот их шагов. Свет лампы режет по глазам, и сознание пронзает удивлённый восторженный голос:

— Она пришла в себя! У нас получилось.

К счастью, вскоре видение отпускает меня, и дышать становится легче. Я открываю глаза и вижу перед собой обеспокоенную Анну Андреевну. Она смотрит на меня так, будто боится, что все наши встречи оказались бесполезными.

— Снова оно? — спрашивает женщина.

Я киваю. Голова тяжёлая будто бы налита свинцом. В висках болезненно пульсирует. Говорить пока тяжело, но я понимаю, что в этот раз исход лучше. Всё прошло гораздо быстрее, и мне не было так больно и страшно, как раньше.

— Да, но сейчас всё прошло само, потому что исход операции оказался успешным, — выдаю я тихо.

Анна Андреевна вздыхает, занимает своё место и спрашивает, какие ощущения я испытала на этот раз. Кратко рассказываю свои чувства, вытирая испарину пота со лба.

— На этот раз появилось кое-что ещё, — честно признаюсь я. — Мужской силуэт, который я не видела раньше. Он казался мне слишком знакомым, но мужчина уходил, словно его расстроило что-то.

Как только произношу эти слова вслух, так меня сразу же осеняет. Ну конечно! Наверняка это Глеб!

— Понимаете, мне понравился кое-кто, но пока он не отвечает мне взаимностью…

Называть его имя я не планирую, но следует поделиться, вдруг моя сильнейшая симпатия как-то повлияла на видения?

— Эти новые чувства следует беречь, как бы они не обратились впоследствии, — с улыбкой подмечает Анна Андреевна. — Первая любовь - всегда счастье.