Но прежним больше ничего не будет. И так понятно, что мне не выкарабкаться…

Жалко мамулечку — ей в разы тяжелее…

— Я устала и хотела бы остаться одна, — выдавливаю я из себя почти шепотом.

Всё-таки сил сидеть у меня нет, поэтому я ложусь и кутаюсь в одеяло с головой, чтобы парень не видел моих слёз, которые текут по щекам. Но обжигают не кожу — они оставляют обжигающие глубокие шрамы в душе.

Я пытаюсь совладать с эмоциями, чтобы Кирилл не почувствовал подвох. Пытаюсь не всхлипывать и не шмыгать носом, ощущая вкус слез на губах.

Щелчок уведомляет о том, что окно закрылось. Я вздрагиваю, но не вылезаю из-под одеяла. Так проще спрятать боль.

— Ты бросаешь меня? Но почему? — спрашивает Кирилл.

Он говорит настолько болезненным голосом, что мне хочется выбраться, повиснуть у него на шее и сказать, какая я идиотка, но вместо этого прикусываю язык, молчу, не хочу испортить все.

— Катя, я не хочу расставаться с тобой! Я люблю тебя, чёрт побери! Меня совсем не напрягает приходить к тебе в больницу. И я продолжу это делать. Сейчас я оставлю тебя, но не думай, что это наша последняя встреча.

Кирилл поглаживает меня через одеяло. Его прикосновения, слишком родные и желанные, я ощущаю в последний раз. Мне хочется реветь в голос, но я держусь.

Кирилл больше ничего не говорит. Он уходит, и я слышу, как за ним закрывается дверь. Протяжно всхлипнув, я захлебываюсь рыданиями.

Он верит, что всё наладится, но не знает главного.

Он не знает то, что оглушило меня, как гром средь ясного неба, — моё заболевание смертельное. И врачи уже не смогут помочь. Меньше всего на свете мне хотелось продолжать мучить Кирилла; меньше всего хотелось, чтобы потом он испытал сильнейшую горечь утраты. Уж лучше разрубить узел сейчас. Первая любовь быстро забудется, и он будет счастлив… С другой.

2. Глава 1

Стоит мне закрыть глаза, как мучительное ощущение тоски сковывает грудную клетку. Я по-прежнему чувствую, как ловко Глеб крепит электроды, чтобы сделать электрокардиограмму, слышу его тихий, но четко разделяющий слова голос, требующий выполнять команды. И я подчиняюсь.

«Дыши как обычно».

«Сделай глубокий вдох и задержи дыхание».

«Выдохни».

Тело слушается, уже ведомое привычкой… Но я будто проваливаюсь в бездну с каждой секундой. Что-то липкое окутывает руки и ноги, с силой тянет вниз, а сил сопротивляться не хватает. Я мгновенно проваливаюсь в пропасть, оказываюсь на каталке-кровати. Всюду крики, чей-то разрывающий сердце плач. Я слышу их, но не могу посмотреть. Узнаю и не узнаю одновременно. Это что-то знакомое, но сейчас я не могу вспомнить похожую ситуацию.

— Эй, Карин, уже всё, можешь одеваться.

Я открываю глаза, осознавая, что меня снова утянуло в мысли. Почему постоянно возникает чувство, что если закрыть глаза, я больше не очнусь? И если задуматься об этом чуть дольше, становится не на шутку страшно. На меня так повлияла операция? Надо будет рассказать об этом психологу… Или все-таки не стоит? Не хочу снова лежать под присмотром… И без того пропустила кучу пар и теперь придется нагонять…

— Глеб? — окликаю я его, пока мужчина не ушел.

Всегда в белом халате. Этот образ врача уже намертво прирос к нему. Даже не вспомню, когда в последний раз видела его в повседневной одежде. Он всегда проводит время с отцом в лабораторном комплексе, а наши встречи состоят лишь из моих визитов на осмотр раз в две недели. Ничего более.

Глеб разворачивает корпус и замирает в проеме двери. Я ненароком любуюсь его руками.

— Неужели тебя совсем не трогает то, что я раздета по пояс? Знаешь, это расстраивает… — Я приподнимаюсь с койки, свешиваю ноги на пол и бросаю взгляд на рубашку и бюстгальтер, оставленные мной на прикроватной тумбочке. — Я все-таки тебе призналась. И ты, кстати, обещал подумать…