Все это в прошлом.
– А ты меня любила? – спросил он. – Уверена?
Мне не понравился его взгляд – открытый и всепрощающий, будто я его предала, а он простил. Не было такого. Мы оба знали – он совсем не святой. Он не имеет права на меня так смотреть.
– Я тебя с ложки поила, Кир! – вырвалось у меня сквозь гнев. – Ухаживала! Чесала тебе шрамы! После этого ты спрашиваешь?
– Запомнила, – усмехнулся он и откинулся на спину. Он не чувствовал себя уязвленным за былую слабость, напротив – воспоминания были ему приятны.
Я правда поила его с ложки. Он отлеживался после драки. Рваные раны тянулись от груди до паха – его выпотрошили живьем. У них такое случается, оборотню нелегко жить на свете. В той драке основной удар пришелся по нему. Несколько дней в лихорадке и бреду. Рус зашил его, но ухаживала за ним я. Пить он начал на третьи сутки. Я сидела над ним всю ночь, поила с ложки, как ребенка, а утром кормила бульоном…
Кажется, я тогда жила в «Авалоне» около месяца.
Нет, три недели.
Еще боялась их. Но тогда, в темноте я сидела на постели и смотрела через всю комнату в окно. Там было хоть что-то интересное: участок дороги, пустой ночью, фонари, огни витрин и окна многоэтажек. Выл ветер, собиралась гроза.
На влажных коленях стояла глубокая пиала с водой. Черный шелковый халат – подарок мальчиков, лип к ногам. В темноте я часто проливала, но черпала и черпала, вливая воду ему между губ. Держала на весу ложку, слушая тяжелое больное дыхание.
Наверное, в тот момент я перестала его бояться – мне стало жаль Зверя. Так жаль, что я сидела с ним до утра – по своему желанию, меня не заставляли. Он просил пить, и кто-то должен был поить его. Я сама решила, что это буду я.
В ту ночь на сердце стало спокойнее.
Жар спал к утру, лихорадка миновала и я покормила его. Кир уже пришел в себя. Потный, красный, больной – с воспаленными рубцами через все брюхо, еще горячий, он жаловался, что ему жарко и хочется есть. Я запахнула халат, не обращая внимания на мокрый подол, и робко спустилась на кухню.
Я думала, меня прогонят. Ну, кто я такая? Они меня для развлечения украли.
Но ко мне вышел шеф-повар и внимательно выслушал. Мне был нужен мясной бульон. Меня заверили, что его немедленно приготовят. «Я понял, Оливия» – сказал мне шеф. Меня поразило, что он знает мое имя. Когда я поднялась наверх, в спальне уже был Руслан. Он выглядел довольным, смеялся, трепал брата по мокрой голове и без конца шутил. «Выживет, дорогая» – сказал он мне.
Было видно, что у него гора упала с плеч.
И я тоже обрадовалась. В первый раз обрадовалась за кого-то из них.
Потом я кормила Кира бульоном, а руки дрожали от усталости. Очень хотелось спать – за ранеными тяжело ухаживать. «Ложись ко мне, сестренка» – предложил он, хрипя на каждом слове. Я легла: укрылась пледом, под ним стянула мокрый халат и свернулась рядом, чувствуя себя в безопасности.
Одно из самых трогательных моих воспоминаний...
– Оливия, у меня никого не было с тех пор, как ты ушла, – неожиданно сказал Кирилл.
В глазах было откровение – голое, как сама правда. Такие искренние глаза я мало у кого видела. Сердце забилось горячо и часто. Пульс заходился в ушах. Он никогда раньше не говорил подобного.
Я ведь год назад ушла. Он что, год в завязке? Это точно Кир?
Он со вздохом поднялся: обманчиво-расслабленное тело, на самом деле полное энергии, волосы, упавшие на одно плечо. Он хотел пойти ко мне. Это так испугало, что я выскочила за дверь и огляделась. За углом был туалет для персонала, там я и заперлась. Кир меня не преследовал.