— Можно я подвезу тебя домой, Ани?

Я отмираю, убираю телефон в сумку и склоняю голову вбок:

— А если мне нужно не домой?

Господи, зачем я это говорю?

— Отвезу туда, куда скажешь, — кивая, обещает Оливер.

— Прости, не знаю, что на меня нашло, — качаю я головой. — Мне нужно домой, всё верно. Спасибо, Оливер.

Парень тихо смеётся и отходит от машины, чтобы приглашающе открыть мне дверцу:

— Запрыгивай, милая русская.

Я принимаю его помощь, чтобы действительно запрыгнуть в салон — посадка не прилично высокая, а пальцы Оливера сухие и тёплые.

Встряхиваю головой и, утонув в огромном кресле, пристёгиваю ремень безопасности. Совсем скоро Оливер тоже шумно забирается в салон. Он улыбается мне, когда заводит двигатель и трогается с места.

Какое-то время тишину салона разбавляет лишь негромкое звучание музыки из модной магнитолы с небольшим экраном. Там под ритмы клубного репа качают своими филейными частями невозможные красотки. Отвожу взгляд от экрана и смотрю на знакомую дорогу впереди.

Через пару минут Оливер негромко интересуется:

— Ани, я могу задать тебе личный вопрос?

Я поворачиваю к нему голову и отвечаю осторожно:

— Смотря какой.

— Почему ты работаешь? — Он коротко смотрит на меня: — Я о том... У Роберта, разве, проблемы с финансами?

— По-твоему работают только те, кому не хватает денег?

— Нет, конечно, прости, — снова смеётся он. — Выходит, ты просто трудолюбивая?

— Не совсем, — улыбаясь, приходится мне признать. — Мне нравится быть при деле, да, но работать я пошла, чтобы самостоятельно накопить на машину и отточить английский язык.

Оливер выразительно ведёт бровями:

— Похвально, Ани, очень.

— Спасибо, — усмехаюсь я. — Кстати, о работе и отдыхе. Ты же не случайно забрёл в кафе на 18-ой улице?

— Не случайно, — виновато щурится он. — Хотел снова тебя увидеть.

Я смущаюсь его прямого взгляда и, отвернувшись, тихо спрашиваю:

— Зачем?

— Брось, Ани, это же очевидно.

Очевидно. Более того, очевиднее, чем ты хочешь это показать, Оливер.

— Почему вы с Никлаусом не выносите друг друга? — спрашиваю я. — Вы же братья, живёте в одном доме, знаете один другого с детства.

— Именно поэтому, — усмехается он, а затем коротко, но серьёзно смотрит на меня: — Ты и сама должна помнить, что он из себя представляет.

— И он всегда был таким? Грубым и жестоким? Но почему?

— Мы серьёзно будем говорить о моём сводном брате? — весело взлетают его брови. — Лично мне интересней узнать тебя, Ани.

Я всматриваюсь в его профиль и пытаюсь понять, насколько он искренен. Понятно, почему Оливер не хочет говорить о Никлаусе, но вот действительно ли ему интересно узнать меня? Или это один из побочных эффектов необходимости общаться со мной?

Отворачиваюсь и выкладываю о себе всё, как есть:

— Терпеть не могу лжецов и манипуляторов, ненавижу сигаретный дым, алкоголь и громкую музыку. Я приверженец откровенности и честности, предпочитаю правду, красивой лжи. Но при этом не люблю, когда лезут в душу, потому сама стараюсь не лезть туда, куда не просят. Я работаю над тем, чтобы быть взаимной исключительно хорошему ко мне отношению, но выходит не всегда, да. Однажды, я пообещала себе никогда не давать себя в обиду и планирую держать слово до конца. Поэтому, Оливер, если ты играешь в игру Никлауса, то играй без меня. Договорились?

Я снова смотрю на парня, он глядит на дорогу и молчит. На его лице если и было удивление, то уже исчезло, уступив место раздумьям над чём-то из того, что было в моём монологе. Над чем?

Мгновение спустя Оливер чертыхается и сворачивает машину к обочине. Останавливает её и разворачивается корпусом ко мне: