Приготовившись ждать, пока страсти улягутся, сжимаю в ладони две шоколадки. Инга, моя мачеха, помешана на ЗОЖе. Сладкое в этом доме под строжайшим запретом и ещё пару лет назад все мои карманные деньги обычно уходили на конфеты. По вечерам я писала на фантике записки, иногда просто желала спокойной ночи, и подкладывала их братьям под подушки. А утром по дороге в школу Ромка с Максом вечно выясняли кого я больше люблю. Сложный вопрос.

Если мне предложат протянуть руку помощи кому-то одному, я не смогу выбрать.

Сегодня Максим возвращается домой. Я по обыкновению узнала об этом последней. Мачеха скорее удавится, чем оставит нас наедине. Впрочем, младший давно отбился от рук. От материнских в том числе.

В последний раз мы с Максом виделись ровно год назад. В тот раз Инга в лоб потребовала держаться подальше от её мальчиков – не лезть в семью старшего и не сбивать с пути младшего. Такую истерику на ровном месте закатила, что я ещё неделю боялась встречаться с ней взглядом. Обидно, ведь ничего плохого даже в мыслях не было.

Мачеха меня никогда не любила. Я была десятилетним ребёнком, когда Инга разбила семью моих родителей. Мама осталась со мной одна в чужом городе. Сломалась. Запила. Отец узнал, забрал меня к себе, пока она лечилась. Половина суммы с продажи общего дома ушло на расширение жилплощади путём покупки соседней квартиры. Как мать распорядилась своей частью денег по сей день неизвестно. Укатила назад в родной посёлок. Мозги ей в клинике, видимо, промыли так обстоятельно, что возвращаться за мной она передумала. Так, звонит иногда, поздравить по праздникам.

Конечно, в Инге частенько просыпается исчадье ада, но нужно отдать мачехе должное – в школу я всегда ходила причёсанная и накормленная. Не то что, при родной матери, которая вместо масла к хлебу покупала очередную бутылку.

Отец – пилот, он чаще в небе, чем с семьёй. По-настоящему рядом со мной были только сводные братья. Мои заступники. Мои бесстрашные орлы.

В комнате уже пару минут как хлопнула дверь. Ушли наконец-то.

Я так спешу выбраться из своего укрытия, что напоровшись взглядом на Рому пару секунд просто растерянно ловлю ртом воздух.

Не так я планировала впервые увидеть мужчину со спущенными штанами.

Он успевает прикрыть глаза и беззвучно выругаться. При мне братья никогда не матерятся. До сих пор.

Клянусь, я не собиралась смотреть вниз. Оно как-то само мгновенно отпечаталось в мозгу, вплоть до узора вен на напряжённом запястье и огромного просто, подрагивающего...

Ох, мама... мамочка! – парализует меня подсознание. Надеюсь, Рома не успел понять, куда я вытаращилась.

Судорожно поднимаю взгляд выше его пояса, отчаянно краснея каждым миллиметром кожи.

– Что ты делаешь? – задаю самый нелепый из возможных вопросов. Не настолько я блаженная, чтобы не понять.

– Обламываюсь, Кать. Второй раз за день.

Мы одновременно поворачиваемся друг к другу спиной, что лишь усугубляет положение. В отражении зеркала открывается вид на крепкие ягодицы, которые Рома спешит спрятать под брюками. Сухой, нервный смех сотрясает мои плечи, хотя смешного тут реально мало. Меня вот-вот хватит удар от залётной мысли, что Инга может заглянуть сюда в любой момент.

– Теперь я понимаю, почему у вас с Никой детей нет. Ром, это ужасно. В смысле, ну... можно же записаться к семейному психологу, – выбираю нейтральную тему, не зная как себя вести. Всё-таки впервые так облажалась.

В итоге решаю придерживаться той же линии поведения, что и он. А Рома, чтоб его, ведёт себя, как если бы размахивать по дому мужским достоинством было в порядке вещей. То есть, закусывает дурную улыбку и приближается, глядя на меня через зеркало. Я так не могу.