– Не делай людям добро и не услышишь оскорблений. Забыл, старый, как я приносил тебе лучшие куски: мягкую печень, нежные легкие, внутренний жир, у тебя же нет зубов. А носорожья шкура с длинной теплой шерстью, которая устилает пол твоей хижины, забыл? Я мог взять ее себе, но нет, я попросил женщину выделать ее как можно быстрее и отдал тебе.

– Я поджигаю золотистые колючки, – сказала Чувство.

Она раздула угольки, лежавшие на козьей лопатке, высыпала их на кострище. Сухая трава быстро занялась и выталкивала из себя густой горький дым. Старшие дети заложили жертвенные подношения сухим хворостом, огонь с радостью принял его в свои жаркие объятия.

Ночь была душной. Глаза ворочалась на шкурах, долго не могла уснуть. В шатер вполз ее муж Волчья лапа, она узнала его по запаху.

– Спишь, Лисьи глаза, – спросил Волчья лапа и лег, как обычно у противоположной стены.

– Я взяла себе новое имя. Теперь меня зовут Глаза. Вы вернулись, мы ждали вас позже?

– Да, как видишь, я здесь. Я скучал.

– Теперь тебе нужно будет взять новое имя, состоящее из одного слова. На стойбище много перемен.

– Я скучал. Ты мне снилась. Дважды.

– Скучал… – Глаза приподнялась на локте.

– Что в этом удивительного? – Волчья лапа подполз к ней и обнял.

– Ты не хотел меня, спал у другой стены. Давно, очень давно ты меня касался.

– Не выдумывай… – Волчья лапа поцеловал ее в губы и просунул руку под шкуры между ее горячих ног.

Глаза выгнулась и простонала: “Не останавливайся”.

Волчья лапа лег сверху и нежно вошел в нее. Он плавно двигал бедрами, покусывал ее соски, гладил спину. Сладкая судорога скрутила тело Глаз, но Волчья лапа не

останавливался. Несколько раз Глаза громко вскрикнула, царапая спину мужа. Они заснули в объятиях.

Волчья лапа храпел. Глаза проснулась, высвободила левую руку, на которой лежала голова мужа. Жесткая длинная щетина оцарапала ее кожу.

– Как заросла его шея… – удивленно прошептала Глаза.

Она коснулась лица спящего мужа, ее ладонь увлажнилась, ткнувшись в круглый кабаний пятак. Длинная клыкастая морда уютно устроилась у ее плеча. Глаза отшатнулась к меховой стене хижины, ухватилась за костяной остов, связанный кожаными шнурами. Желтая кость, под рукой Глаз выпала из остова и упала на черную морду. Всхрапнув, кабан проснулся.

– Что случилось? – спросил он у Глаз голосом ее мужа Волчьей лапы.

– Ты превратился в зверя, дикого вепря.

– Тебе приснился страшный сон. Ложись, до утра далеко.

Глаза послушно легла рядом. Вепрь положил на нее переднюю ногу, больно придавив грудь копытом и захрапел. Она лежала, тараща глаза в темноту, вдыхала острый звериный запах и пыталась проснуться. Вепрь вздрагивал во сне, причмокивал, дергал ногами, ранил ее нежную кожу. Глаза хотела вспомнить, что значит проснуться, как это правильно сделать, и не могла. Она боялась пошевелиться, чтобы не разбудить вепря. Из его открытой пасти стекала вязкая слюна. Свободной левой рукой Глаза провела по кабаньему телу: жесткая щетина, грубая кожа, бугры мышц и складки жира. Она просунула руку под меховой стеной хижины, снаружи моросил холодный дождик. Сон не уходил. Она вспомнила, как однажды видела человека, лежавшего на земле без сознания. Его тормошили, били по щекам, лили на него воду, а он как будто крепко спал, и не просыпался, не приходил в себя. Не могли охотники так быстро вернуться. Перед их приходом прилетела бы ворониха, путь птицы короче человеческого пути. Воронята бы подняли шум, их галдеж долго бы не смолкал. Нет, это не Волчья лапа. Он бы к ней не прикоснулся. Напрасно она не попросила яд у Чувства, как хотела, пока муж не ушел на охоту. Можно было сбежать, вдруг в другом племени найдется мужчина, который возьмет ее в жены и будет любить каждую ночь. Нужно дать знать Черному. Он великий охотник, добывал мамонтов, носорогов и пещерных медведей, а вепря убьет и подавно. Глаза посмотрела на длинный изогнутый клык, угрожающе торчавший и шевелившийся вместе с нижней челюстью. Она постаралась как можно сильнее закрыть веки, сморщив лицо, открыла их, но ничего не изменилось. Глаза прислушалась, снаружи не доносились привычные ночные звуки: шум ветра в деревьях, крики ночных птиц, говор и ругань животных, шуршание насекомых. Даже мелкий дождик капал беззвучно, падая, как лебяжий пух, на землю, на хижины, на скалы и все, что пребывало под ночным небом.