Тесс дрожала от ярости, но отстегнула. Все всегда наживались на ней. Старуха Харт, ее хозяева в лавках и на почте, а теперь еще и какой-то воровской королек. Тесс скрипела зубами, ненавидела их всех, но мотала на ус жизненные уроки. Никто и ничего не делает просто так. Все ищут выгоду, и если ты не выгода — лети в канаву и подыхай. Правила были такие, и не в ее силах было что-то изменить.

Ее банда была сплошные дерзкие сорвиголовы: молодые, голодные и опасные. И когда ее начал одолевать кашель, разве она могла просто уйти и не присутствовать на деле? Нет, конечно! Если бы хоть на миг ослабила хватку, то они, чего доброго, решили, что можно обойтись и без нее, девчонки. Она кашляла и кашляла, и продолжала делать вид, что все отлично, и что ее «простуда» вот-вот пройдет.

Анри забил тревогу, когда она стала кашлять ночами, вызвал доктора, но было уже поздно.

— Запущенная чахотка. Нужны алхимические средства, обычные уже не помогут. Три тысячи марок для первого курса лечения.

Тесс слушала врача, и ей хотелось орать от злости. Три тысячи марок! ТРИ ТЫСЯЧИ! Вот столько стоила ее жизнь, не так и много, кажется. Но три тысячи или триста для нее было одно — от Шефердовских пяти тысяч у нее осталось пятьсот марок в тайнике под половицей, и это было все. Все остальное, что она зарабатывала, уходило на оплату их комнат, еду, одежду и лекарства Анри.

Брат пытался быть сильным, пытался найти денег, занять у всех, кого они знали. Но Тесс хирела на глазах и скоро начала замечать, что ее сторонятся. Желтый цвет лица и запавшие скулы стали выдавать ее.

Скоро сердобольные соседи затребовали у хозяина дома выпереть чахоточную девку, пока она тут всех не заразила. Тесс быстро собрала вещи и, чтобы не дай Матерь не выгнали на улицу еще и Анри, отправилась в лечебницу святого Карла. Сначала в обычную палату, где ей ставили драгоценные капельницы — единственное лекарство, которое перепадало беднякам. Ночами за них шла ожесточенная борьба — у тех, кто послабее, забирали лекарство и кололи себе. Тут была не просто звериная яма, хуже. Тут была умиральная яма, где все превращались в зверей.

Анри приходил под окна, внутрь Тесс ему заходить категорически запретила. Шли недели. Она прокусила одной тетке, пытающейся стащить ее капельницу ночью, руку, да так, что ее пришлось зашивать.

А потом ей стало чуть хуже… и еще хуже… и вот она в умиральне. «Это конец», — шептал голосок внутри, но Тесс мысленно давала страху пинка. Черта с два. Ни за что она не умрет тут. Она будет первой, кто выйдет отсюда живой и здоровой. Первой будет…

Она знала, что счет шел на дни.

***

Однажды ночью Тесс проснулась от странного ощущения. Тут же протянула руку, чтобы убедиться, что ее капельница на месте. Все было в порядке, бесполезный раствор бежал ей в вену. Тесс сглотнула вязкую слюну и осмотрела палату. Еще пятеро спали, неподвижные тела застыли под одеялами. Тесс могла бы гордиться, что при ней сменилось уже четверо пациенток. Все четверо умерли, а она еще дышала. Правда, делала она это с большим трудом. Анри вчера кричал ей под окном, но Тесс уже не могла встать и подойти к стеклу, чтобы помахать ему. Стало слишком тяжело.

Она еще раз прислушалась, гадая, что ее разбудило, и вдруг поняла — было неестественно тихо. Обычно врачи даже ночью ходили туда-сюда, кого-то катили на каталке, или кто-то кашлял, но сейчас стояла гробовая тишина.

Тесс смежила веки и тут услышала далекий игривый свист в коридоре. Насвистывали… что-то знакомое. Ах да, это же песенка про малышку Летти, ужасная похабная уличная песня, что была популярна лет пять назад. Свист приближался, Тесс, сама не зная отчего, замерла. Ей вдруг стало не по себе, страшно даже. Она различила шаги и какое-то постукивание. Трость?