На громогласный крик Османа прибегает перепуганная няня и сразу же занимает место возле кроватки малыша, начиная покачивать колыбельку и трясти погремушками.

— Но он так плачет… — всхлипываю. — Просто сердце кровью обливается!

Я цепляюсь за пальцы Османа. Умоляю его взглядом. Дать мне посидеть с сыночком, обнять его, утешить, прижать к груди. Объятия матери лечат. Любовь и забота — сильное лекарство.

Но Осман стряхивает мои пальцы, а взгляд становится ледяным и безжалостным. Он пронизывает им меня. Пробивает навылет, как острым копьём.

Поражает в сердце и разбивает его на кусочки жестокими словами:

— Ничего страшного. Пусть ревёт. Успокоится. Мужиком вырастет. Закалённым…

И пресекая мои попытки к сопротивлению, Осман вынуждает меня идти за ним.

Он буквально тащит меня как упрямую лошадь на аркане. На тонком запястье остаются следы от его пальцев.

Осман недовольно цыкает, заметив багровые отметины:

— Придется тебе выбрать платье с длинным рукавом!

— Какое платье?! Куда… Зачем…

Боги! Мне всё кажется бессмысленным.

— Ко мне приедут важные друзья. Ты должна составить мне компанию…

Я морщусь: знаю этих друзей. Бородачи соберутся у стола, будут дымить сигарами и цедить дорогой виски, общаться на своём языке. А я должна стоять за спиной мужа и подливать всем угощение.

Живой музейный экспонат.

И рта не раскрыть, и даже по сторонам не поглядеть: иначе признают распущенной девкой…

Но приходится повиноваться. Ведь Осман хочет показать друзьям красавицу-жену.

Это не вечер, а пытка какая-то! Как будто из меня жилы вытягивают… Я с трудом высидела до полуночи. Когда за последним гостем закрылись двери, с облегчением переоделась в домашнее платье.

Нужно было дождаться, пока заснёт Осман, чтобы проведать малыша. Он уже не кричал, уснул…

Уложив Османа спать, я недолго лежала с ним рядом. Потом осторожно встала и на цыпочках побрела в комнату к Самиру. Улыбнулась спящему сыночку, ласково погладила его по щеке, поцеловала тёмные волосики и опустилась в кресло напротив. Посижу немного, полюбуюсь им.

В спящем Самире хорошо проглядывают черты Саида. Сердце снова заныло. Я скучаю по черноглазому дьяволу. Слёзы смачивают ресницы.

Чётко осознаю, что я не смогу так жить. Не смогу… Мне так плохо! Даже хуже, чем когда Лиза, покойница, во главе дома Саида стояла,

Тогда я считала, что живу в плену и что хуже быть не может. Как же я ошибалась… Хуже может быть всегда.

Одна радость у меня осталась — Самир.

Так трепетно и сильно я его люблю — больше жизни!

Но если мне запрещают даже общаться с сыночком и любить его! Разве это жизнь?!

Я же не смогу жить так!

Не выдержав сильнейшей тоски, я бреду по коридорам. Наверняка со стороны я похожа на привидение, в длинной, белой сорочке и с распущенными волосами.

Иду в одну из комнат, не включая свет. Я точно знаю, где находится портрет Саида. В гостиной. На одной из полок. Сначала портрет стоял на видном месте. Но потом, с каждым днём прислуга передвигала его всё дальше и дальше, по приказу Османа, пока не задвинула на одну из дальних полок. Как мусор какой-то.

Я хочу взять портрет и поговорить с Саидом. Мысленно, конечно. Обращусь к нему, поговорю по душам, не таясь. Расскажу ему о том, что происходит. Не думаю, что он мне ответит. Но вдруг мне на сердце полегчает, и я сама пойму, как поступить…

В гостиной темно. Но по одной из стен пляшут оранжевые блики. Что это?!

В воздухе тянет палёным. Неужели пожар!

Вскрикнув, бросаюсь вперёд. Возле камина видна массивная, широкоплечая фигура мужчины.

Кричу от страха. Но потом мужчина поворачивается. Это Осман.