Но он присвистнул, - и они дружелюбно завертели вокруг него хвостами. Почесал шею одному из них, слегка нагнувшись.

   - Мяска хотите, - весело спросил он у собак, подбросив меня на плече.

   - Не бойся, маленькая, не в этот раз. Если, конечно, бегать больше не будешь…

   И я поняла, что не буду.

   С ужасом себе представив, что было бы, если бы его собаки добрались до меня раньше, чем нашел меня он!

   Так и держа меня на плече, он легко пошел вперед, - будто бы способен был видеть в темноте, ни разу не натолкнувшись ни на один из этих высоких кустов с колючками, хоть дорожка была такой узкой и петляющей!

   Даже несмотря на раны, нес меня легко, как будто и веса во мне нет совсем, - и вот это становилось самым кошмарным, самым жутким.

   Потому что я для него – что-то вроде маленького, совсем невесомого организма, как бабочка или мелкая рыбешка, - и вот это ощущение собственного абсолютного бессилия перед громадиной из мышц ужасает больше всего! Что я в сравнении с ним? 

   Это ощущение себя совсем мелкой, бессильной – действительно стало для меня самым жутким, заставляя холодеть все внутри, даже несмотря на болезненный жар сдертой спины и там, внутри, где  по-прежнему было ощущение, как будто его огромный член так до сих пор и не вышел из меня, а остался.

   Он резко распахнул дверь того самого то ли бункера, то ли подвала и снова затолкнул меня вовнутрь.

   - Спать на мешках будешь, не простудишься, - прохрипел он, кажется, даже на меня не глядя. – Там, - он указал пальцем в дальний угол, - дырка есть, и чтоб гадила туда, а не где попало!

   Не подымаясь с пола, я начала пятиться к мешкам.

   А он просто стоял и смотрел, как наблюдают за какой-нибудь зверушкой.

   Наверное, стоило бы еще раз попытаться ему что-то объяснить, поговорить, - не может же быть так, чтобы в человеке не было совсем ничего человеческого!

   Да, я готова была валяться у него в ногах и умолять, - на все была готова, лишь бы отсюда выбраться.

   Но сейчас не могла ничего, - только крупная дрожь била меня так, что не могла выговорить ни слова.

   Да и стоит ли говорить о чем-то сейчас, - когда он зол, разъярен моим неудавшимся побегом и его взгляд прожигает во мне дыры, которые я ощущаю кожей?

   Может, завтра? Может, пройдет время и мой мучитель немножечко смягчится?

   - Эй? – даже в темноте я видела, как он злобно нахмурил брови, - наверное, глаза просто к ней привыкли, а, может, от ужаса зрение просто обострилось, как и инстинкт выживания? Главное его не злить. Только не разозлить еще сильнее!

   - На хрена тебе этот мешок? – подойдя ко мне, кажется, в один шаг, он выдернул из моих рук пыльный мешок, которым я попыталась прикрыться.

   - Голой будешь ходить, - фыркнул, отбрасывая его подальше. – Так, чтобы все время для меня была готова.

   Горло снова сдавил судорожный спазм, - ведь не хотела же его злить, а снова разозлила.

   Оторвал руки от моего лица и схватил за подбородок, дернув его вверх.

   - Поняла меня? – и снова эта ненависть, пылающая в его глазах. – Поняла, спрашиваю?

   - Дда, - выдохнула, не в силах пошевелиться. 

   Вышел, и я услышала, как проворачивается ключ в замке. Со свистом выдохнула и повалилась на мешки, сжавшись в комочек.

   Не злить? Боже, да его может разозлить, что угодно!

   Все тело саднило . Между ног пульсировало и пекло.

   А как же рассказы девчонок о том, какое это прям вот неземное наслаждение? Где оно там может быть, - наслаждение это?  Хотя, может, если по-настоящему любишь мужчину, то все это отходит на второй или десятый какой-нибудь план? Может, они просто готовы это терпеть, чтобы подарить удовольствие тому, кого любят?