— Ищу ответы на свои вопросы, — кратко пояснил. И так невозмутимо пожал плечами, словно я ляпнула наиглупейшую фразу.
— Какие вопросы? Артур, ты с ума сошёл? Совсем сбрендил? До слежки докатился?
— А как иначе? С тобой по-другому не получится. Я и раньше спрашивал, настаивал на честности, но ты даже слушать не хотела.
— Я ясно дала понять, что тебе нет места в моей жизни. Уймись, наконец.
— Не надоело? — хрипло усмехнулся он и сделал шаг ко мне.
Отступать уже некуда. Между нами только спящий сын, но, судя по настрою Артура, вряд ли это его остановит.
— Что не надоело? — зло переспросила я.
— Твердить одно и то же. Врать, что у тебя всё хорошо. Говорить, что я тебе не нужен, а на деле скупать все журналы со статьями обо мне, — нагло ухмыльнулся и нарочито ласково добавил, — не хмурься, родная. А то к тридцати совсем морщинами покроешься.
— Я не понимаю, о чём ты.
— Я дам тебе дельный совет, Вла-а-а-да, — протяжно выдохнул. — Послушай внимательно. Прячь получше свои секреты, а то будет грустно, если твой муж слишком рано узнает о наших отношениях. Я еще даже не разогнался. Только начал.
— Нет никаких отношений. Не было и не будет.
Говорить на пониженных тонах становилось всё сложнее. Под гнётом тяжести правая рука заныла так, словно по ней молотом ударили. Пальцы жутко затряслись. Голова гудела и была готова разорваться, а от близости его тела я вообще едва держалась на ногах.
Всё металась между двумя желаниями — послать или обнять. Но, к сожалению, ничего из этого не могла себе позволить.
— Дай мне пройти. У моего сына температура. Сейчас не до твоих игр.
Я резко рванула в сторону, но он оказался быстрее. Стремительно выбросил вперед правую ладонь и преградил мне дорогу. Жестко припечатал.
— Нет. Сначала я хочу его получше рассмотреть. Сними шапку.
— Ты больной? — от души возмутилась я. — У него лихорадка, а ты просишь о…
— Если тебе не нравятся условия, мы можем поехать ко мне. Там я обеспечу его и теплом, и лекарствами.
Вот тут я вообще потеряла дар речи. Всё всматривалась в его фигуру, окутанную тьмой, разглядывала серые омуты глаз и гадала, какое чувство им управляет.
Так и не нашлась с ответом. Лишь тихо промямлила.
— Нет. И если в тебе осталась хоть капля человечности, ты дашь нам уйти. А иначе…
— Что иначе? — наклонил голову, обдав мою шею тяжёлым дыханием, и нежно коснулся щеки сына. — Красивый малыш. И спокойный очень. Даже интересно, от тебя он хоть что-то взял?
— Артур! — начала я возмущенно, но договорить не успела.
— Что? Собралась вести ребёнка домой? А ты подумала об элите, которая, к твоему сведению, только губы смочить успела? Разве им будет дело до тишины и спокойствия, необходимых твоему сыну?
Тембр его голоса неуловимо изменился. Из него исчезла насмешка, и следом появилось что-то знакомое…что-то такое, что мгновенно кольнуло по сердцу и резануло нервные окончания.
Я замешкалась. Дыхание сорвалось с привычного ритма. Захотелось просто довериться и с легкостью обронить тихое согласие, но я знала, что даже единый промах способен привести меня к краху.
Не сегодня, Бестужев.
— Мы не поедем домой, — упрямо пробормотала.
— А куда?
— Не твоё дело. Если так хочешь помочь, то лучше достань ключи от машины, а не стой истуканом.
К моему удивлению, он не отказался и полез в сумку. Я растерянно пояснила.
— В правом кармане.
— Эти? — в сумраке блеснул знакомый брелок. Нам нём была изображена статуя Свободы, и я искренне надеялась, что мужчина не придаст этому значения.
Ведь именно рядом с ней мы гуляли в наш последний вечер. Я до сих пор помнила ослепляющие блики ночных фонарей и звуки волн, разбивающихся о берег. На миг даже почувствовала клубничный вкус булочек, что мы ели в соседнем ресторане.