– Матчи не проходят каждый день, а в твоей голове может быть настоящий хаос, который способен затянуться на года.

– Для меня существует спорт, для тебя – рисование. Я иду и тренируюсь, пока не появляется желание сдохнуть. Ты можешь рисовать, пока не отсохнут руки.

– Это чистое самоубийство.

– Я не сопливая девчонка, чтобы рыдать в подушку и слушать лирику Тей-Тей, пока не вытекут глаза. И ты тоже. Ты довольно стойкая.

Фыркаю от смеха и беру скетчбук, наслаждаясь воцарившейся между нами тишиной.

Мне были необходимы эти слова. Я, черт побери, стойкая. Я справлюсь.

– Святое дерьмо, чувак, да сколько можно?! – Стону я.

Лицо Трэва светится как гребаная рождественская елка у Рокфеллер центра, а коварный взгляд обращается к деньгам на журнальном столике. Он на несколько шагов впереди в созданной от безделья игре бумагабол, и готовится заграбастать выигрыш в количестве трех сотен баксов. Я его не осуждаю, но и не пускаю в ход хлопушку, радуясь до усрачки. Срань Господня, кто добровольно отдаст сотню? Отец, скорей всего, скажет, что я выжил из ума, вовлекаясь в азартные игры, а мама пригрозит пальцем, ведь прощаюсь с карманными ради сомнительных увлечений. Благо, что эти двое давно в разводе и не станут обсуждать мои пороки за кружечкой кофе.

Коди наклоняется и вырывает из рук Трэва новый клочок.

– Моя очередь, – заявляет он.

Его голубые глаза, оттенком Индийского океана, омывающие острова для богачей, сужаются. Набрав воздух в рот, приятель сдувает надоедливые каштановые пряди и прицеливается, облизнув губы. В отличие от нас, Максвелл сделал выбор в пользу специальности, оставив футбол для тех, кто планирует сделать спортивную карьеру. Сосредоточившись на строительном бизнесе, его можно увидеть в накрахмаленной рубашке на форуме с красноречивыми ораторами, куда с воодушевлением таскает отец, нежели в футбольной форме на поле. Их близкие отношения едва ли не эталон для подражания и больше напоминают товарищеские, нежели сына и отца. К тому же Дин Максвелл любезно предоставил нам этот дом в использование на время обучения, за что каждый из нас безмерно благодарен. Особенно по части того, что мы предоставлены сами себе и не отчитываемся за происходящее. Достаточно пальцев на одной руке, чтобы посчитать количество его визитов, а для того, чтобы перечислить установленные правила проживания – они вовсе не понадобятся. Можно сказать, нам достался старший брат, нежели арендодатель, которому, к слову, не платим ни цента. Может быть, у нас существует одно негласное правило: самостоятельность. Продукты питания, средства гигиены, одежды и прочие бытовые расходы – исключительно наша забота.

– Максвелл, тебе принести очки моей бабули? – Дразнит Трэв, пихнув локтем в тот самый момент, когда Коди делает бросок и промахивается.

Я улюлюкаю вместе с Уиллом, который остановился в пороге, но в следующее мгновение в лицо вписывается декоративная подушка, и гостиную наполняет звонкий смех парней.

– Не считается, – командует Коди, соскальзывая с серенького U- образного дивана, который настолько мягкий, что меня буквально всасывает в обивку. – Ублюдок толкнул меня.

– Ноешь как девчонка, – посмеивается Трэв.

Максвелл хватает пластмассовую корзину для мусора и надевает на голову Трэва. Будем честны, это была неожиданность для всех. Я разражаюсь гоготом, сдвинувшись в сторону, чтобы предоставить место Уиллу. Он приземляется рядом и, вытягивая ноги, шуршит хлопчатобумажными шортами.

– Поговорим? – Воспользовавшись моментом, пока Коди и Трэв готовы сломать несчастную корзину, предлагает товарищ.