Он наконец-то появляется на горизонте, расчесав волосы и умыв лицо.

– Порядок?

– Лучше, – соглашаюсь, вынуждая себя улыбнуться, пока на душе скребут кошки. Я все еще не отошла после вчерашнего и будь чуточку смелее, должна была уйти, не сказав ни слова, как делает он. Комично, что могу ответить взаимностью всем, кроме Льюиса, как будто у него есть какая-то власть надо мной.

Он накрывает мои губы и обвивает талию руками, прижимая к себе. Я сдаюсь и расслабляюсь в некогда родных и любимых объятиях. Сердце обливается кровью. Той нежности, с которой целует, до невозможности не хватает. Язык проскальзывает в рот и обводит нижнюю губу. Ладонь ложится на бедро и, пропутешествовав к ягодицам, пробирается в карман на джинсах. Я не могу дышать, возвращаясь на несколько лет назад, когда он делал так же. На мгновение кажется, что мы становимся теми Льюисом и Сиенной, которых наблюдала в школе. Они были счастливы, могли разговаривать часами, проводили так много времени вместе, что двадцати четырех часов в сутках было недостаточного, занимались сексом, обнимались и снова занимались сексом. Мы были всецело поглощены друг другом. Перед глазами плывет картинка, звуки искажаются и я, тяжело дыша, разрываю поцелуй.

Уставившись на его грудь, не решаюсь поднять глаза. Я испытываю неистовое желание отвесить Льюису пощечину за то, что этого больше нет. За то, что той Сиенны больше нет. За то, что от тех нас практически ничего не осталось кроме пепла, который ворошим. Я ворошу, пытаясь отыскать хотя бы один тлеющий уголек, за который можно зацепиться и разжечь пламя.

– Останься, – шепчет он.

Изо рта вылетает что-то наподобие фырканья и смешка.

Надо же, а я действительно поверила в искренность. Каждое движение его губ, каждое прикосновение было лишь способом вернуть контроль. Хочется помыться, и я вытираю губы тыльной стороной ладони, избавляясь от сладкой лжи. На сей раз отступаю и, развернувшись на пятках, направляюсь по тротуару.

– Ты любишь меня! – Выкрикивает Льюис. – Ты не оставишь меня, Си! У нас общее будущее!

– Прекрати. – Не уверена, что он расслышал, но упрямо иду вперед.

– Ты в шаге от беременности, у нас семья!

Я резко останавливаюсь и совершаю роковую ошибку, когда оборачиваюсь.

Вижу боль в глазах, словно ему тоже не плевать. Стоит Льюису показать чувства, как сомневаюсь в правильности определенных поступков. Стоит проявить нежность, как превращаюсь в мотылька и слепо лечу на свет, который чаще всего оказывается обманным маневром. Но не в этот раз. Брошенные слова пугают до чертиков. Мне становится дурно, а вдоль позвоночника бежит холодок.

– Что ты сделал?!

Льюис молчит, уставившись на меня как недоразвитый тупица.

– Отвечай!

– Я… – Он запускает пятерню в волосы. – Я не уверен, что последний презерватив был целым.

Меня начинает тошнить, как указано в гребаной методичке о первых симптомах беременности. Знобит так, что бросает то в жар, то в холод. Попятившись назад, ощущаю пристальный взгляд на спине, и, завернув за угол, прижимаюсь к холодному фонарному столбу.

Я могу быть в положении.

От подобной мысли каждый мускул в теле сковывает дичайшая паника. Становится трудно дышать. В ушах грохочет сердце. Я смахиваю бисерины пота со лба, выполняя дыхательное упражнение и концентрируясь на позитивных мыслях.

С чувством вины и сожаления уже было хочу написать Рэю, придумав оправдание, почему не могу прийти, но это равноценно капитуляции. Именно его Льюис добивается. Пойти у него на поводу – означает сдаться, а я лучше пройдусь по раскаленным углям, нежели сдамся. К тому же сегодня могу попасть на домашний стадион футбольной команды, где проходят матчи, а не посетить скромное университетское поле для тренировок. В нерабочее время внутрь стадиона вход завязан для всех, кроме членов команды. Любопытное «я» жаждет пройтись по траве и прочувствовать сохранившуюся энергетику, чтобы получить вдохновение, которое сейчас в дефиците. Но главное: верну блокнот. Обратного пути нет.