Официально заявляю: сегодня самый паршивый день в истории.
С намерением отвлечься от произошедшего, ловлю такси и направляюсь к заказчику в одиночестве, ведь за то время, сколько стою на месте и смотрю на проплывающие мимо машины, Льюис не изъявил желание вернуться и поговорить. Молчание пугает, оно как наказание. Хуже всего, что я привыкла к таким методам. Знакома с последовательностью.
1. Гложущее чувство вины.
2. Раскаяние.
3. Принесение извинений.
4. Прощение.
Признаю, что не сказала, но не понимаю, за что подвергаюсь моральным пыткам. Рэй не тот, на чей счет стоит беспокоиться. Я вижу в нем поверхностного мальчишку, который капризничает из-за цвета дарованной машинки. За что меня наказывают?
Добравшись до пустой квартиры, которую совсем скоро обставят мебелью, наполнят домашним уютом и семейными вечерними посиделками, бросаю ключи и рюкзак на пол.
Представляю, что это мой дом. Сюда ежедневно возвращаюсь и наслаждаюсь безопасным островком, который невзгоды обходят стороной. Мне остро не хватает места, где могу обрести желанный покой. Где буду чувствовать себя в безопасности. Откуда не выкинут в любую минуту. Кто знает, может быть, Льюис уже трамбует мои вещи по пакетам и выставляет за дверь. Я живу на пороховой бочке, не имея права голоса. По правде говоря, никогда не ощущала себя в нем как дома. Никогда не чувствовала себя полноценной хозяйкой. Моя прерогатива – жить там на птичьих правах. Я нигде не могу найти себя, как будто такого места вовсе не существует. Тексас-Сити слишком мал, Нью-Йорк до невозможности велик.
Поработав в тишине неопределенное количество времени, валюсь с ног от физической усталости, морального истощения и чувства вины, но делаю выбор в пользу метро, чтобы сохранить несколько долларов, которые могу потратить на что-то более полезное, нежели такси. Если Селена узнает об этом, вероятней всего, выслушаю нотации по поводу ночных прогулок, представляющих опасность даже для физически подтянутого здоровяка. Но и в метро нетороплюсь спускаться. Прежде всего заглядываю в рюкзак и ищу мобильник. Гордость ничто, когда на кону здоровье или жизнь. Я снова становлюсь той, кто делает первый шаг. Но переключаюсь с поисков телефона на блокнот, которого нет. Опустив рюкзак на массивные каменные перила, перебираю конспекты, и с каждой последующей секундой в груди нарастает тревога.
Его нет.
Проверяю второй раз. Тщательно перебираю содержимое, и в уголках глаз собираются слезы, когда терплю очередную неудачу.
Не задумываясь, хватаю телефон и набираю Льюиса, но в ответ получаю голосовую почту. Замечательно! Прогулка по ночному Нью-Йорку неизбежна. Он не позвонил и не удосужился включить сотовый. Я на грани, потому что порой его черствость переходит границы. Иногда он нарочно заставляет чувствовать себя самой настоящей дрянью. Если так выглядят воспитательные меры, то они лишь помогают пропасти разрастаться. Следующий на очереди Рэй. Именно на него спускаю собак.
– Ты спер мой блокнот? – Шиплю я, как только парень принимает вызов.
– Не понимаю, о чем ты. – В унисон его голосу на заднем фоне звучит звонкий смех, и будь он громче, я могла подумать, что Рэй включил громкую связь и снова будет отшучиваться, но с каждой секундой шум угасает, как будто он отошел от оживленной компании.
– Второй раз, Рэй. Второй раз ты воруешь у меня! У тебя есть хоть капля совести?
– Приходи к нам, если хочешь вернуть его. – Тон Рэя становится мягче, исчезает игривость и насмешка, но он продолжает обводить меня вокруг пальца.