В машине вновь повисает молчание. Я не спешу нарушить тишину, опасаясь реакции хуже той, что Льюис выкинул. Стыдно за то, что мирюсь с подобным отношением, будто распрощалась с остатками гордости. По спине бежит неприятный холодок, а в уголках глаз собираются слезы. Чувствую себя раздавленной, словно прижата к асфальту бетонной панелью и парализована. Затылком ощущаю усмешку Мартина, которому хочется врезать по самодовольной физиономии, ведь он явно рад видеть меня загнанной в угол и блеющей от ужаса. Не понимаю, что происходит, когда Льюис переходит черту. Я словно лишаюсь способности говорить. Это вовсе на меня не похоже. Это не я.

– Увидимся, – говорит Мартин, когда Льюис тормозит у закусочной, внешний вид которой наверняка отпугивает посетителей. Обшарпанный синий фасад. Вывеска, на которой часть букв покрыта ржавчиной и наверняка не работает. У центрального входа валяются окурки, предупреждая, что ужин там чреват пищевым расстройством и диареей.

Вжимаясь в кресло, предпринимаю попытку сфокусировать взгляд на дороге. Я знаю, что последует дальше.

– Кто он? – Низкий бас Льюиса наполнен скепсисом. Я чувствую исходящую агрессию, проникающую под кожу. – Что за тип был с тобой?

Я отказываюсь смотреть в его сторону, уставившись в окно.

– Я помогаю ему по истории.

– Какого хрена он улыбается тебе?

– Может, стоило спросить у него? Откуда мне знать?

– Как давно это продолжается?

Сердцебиение заметно ускоряется. Я стараюсь дышать ровно, моргаю, не позволяя страху поглотить остатки ясного мышления. В конце концов, оправдываться не за что, я не сделала ничего, из-за чего меня можно смешивать с дерьмом.

– Мы занимаемся третий раз, – сквозь зубы проговариваю я. – У нас неделя до зачета, после которого разойдемся как в море корабли.

Льюис пренебрежительно фыркает, взглянув на меня как на грязь под ногтями.

– Так он и есть причина, по которой задерживаешься?

– Я стараюсь вписать занятия в учебное время. Чего ты добиваешься?

– Хочу понять, почему ты решила скрыть его наличие от меня.

– Я должна докладывать о каждом сделанном шаге? Мы готовимся к зачету!

– Кто знает, чем еще вы занимаетесь. – Из его тона разит брезгливость, следом за чем он тычет носом в дерьмо как котенка: – Когда мы последний раз занимались сексом?

Разинув рот, не верю собственным ушам. Мир вокруг словно перестает существовать.

Что, черт возьми, вылетело из его поганого рта?!

Не желая усугублять ситуацию, открываю дверь, как только Льюис притормаживает на светофоре. Но все же не могу преодолеть себя.

– Кто знает, чем ты занимался, когда чинил машину, – я вкладываю в слова всю испытываемую неприязнь, надеясь, что он прочувствует переполняющее меня негодование. Кажется, сейчас ненавижу его как никого другого.

– Вали к нему, занимайтесь историей! – Выкрикивать Льюис, ударив по рулю так, что привлекает внимание прохожих.

Он дает по газам и оставляет наедине с осуждающими взглядами. Истошный визг по асфальту давит на виски, а едкий запах жженой резины повисает в воздухе.

На часах начало третьего, а я нахожусь непонятно где из-за отвратительного поведения Льюиса. Ради всего святого, я никогда не давала повод для недоверия. С тех пор как впервые поцеловала его, ни с кем не флиртовала. Но всякий раз, когда он замечает чужой взгляд, устраивает самый настоящий допрос с пристрастием. Меня душит несправедливость, ведь никогда не выражала подозрения на его счет. Никогда не звонила с вопросами, где он, с кем и когда вернется. Именно так, по моему мнению, выглядит доверие.