Из-за повисшей неловкости он запускает пятерню в темную шевелюру, что оскорбляет и частично расстраивает. Он будто не доверяет нам. Людям, кто разделял с ним все тяготы на поле, общие душевые, бурные вечеринки и школьные экзамены. Дьявол, мы ведь посещали гей-бар, прикрывая задницы друг друга от покусившихся на них голубков, а это то еще испытание.

– Какого хрена ты молчал?

– Это не такая уж вау новость, – устало шевельнув плечом, он изучает меня проницательными карими глазами, в которых отражается усталость. Его помятый вид подтверждает догадки, касательно отсутствия полноценного здорового сна и отдыха. Он пашет как проклятый. – Как успехи с зачетом?

– Не переводи стрелки. Мы должны были это отметить. Мы должны были знать. Мы твои друзья, черт тебя дери, Каллоувей!

– Что знать? – Гремит голос Трэва.

Он бросает спортивную сумку в пороге и молниеносно оказывается рядом с холодильником, стаскивая с полок продукты. Готов поклясться, что у него в запасе ровно столько же времени перед съемкой новостей, сколько у меня перед съемкой для рекламы. С годами наша загруженность начала определять количество свободных вечеров. Я вечно опаздываю на ужин по средам. Уилл и вовсе может явиться под конец фильма, валясь с ног от изнеможения. Коди погрузился в стажировку, и его голова с утра до ночи забита чертежами. Единственный, кто совладал с графиком – Трэв, или же ему повезло чуть больше нашего, ведь в среду выдается беззаботный день. Не могу смириться с мыслью, что, живя рука об руку два с половиной года, однажды станем незнакомцами. Это не совсем то, чего ожидал от взросления. Через каких-то полтора года наши судьбы кардинально поменяют траекторию, и, вероятно, подобный исход гложет исключительно меня.

– Ты скажешь или помочь? – Подняв бровь, обращаюсь к Уиллу и устраиваюсь у кухонного гарнитура, сложив руки под грудью. По большей части, чтобы не пустить в ход кулаки и не вправить ему мозги.

– Ничего особенного, – негромко произносит он, как будто смущается. Я, кажется, запутался и уже не понимаю, знакомы ли мы вообще. Может быть, у него появилась точная копия, разве что скрытная. А, может быть, так влияет Джейн. Он медленными шажочками пробивается сквозь тернистый путь, который на деле выглядит так, будто отдаляется. Какая-то часть меня начинает бастовать, требуя сохранить дружбу, взявшую начало в средней школе. Не представляю, чтобы мы разошлись по разным сторонам земного шара и перестали общаться.

– Каллоувей занял позицию квотербека, – сообщаю я, метнув короткий взгляд в сторону Трэва, который приступил собирать сэндвич, нацепив выражение а-вот-это-интересненько, но в то же время остается невозмутимым.

– Я догадывался, – обыденным тоном, в котором нет и намека на удивление, доносит товарищ. Он сдувает непослушные каштановые пряди, лезущие в глаза, и добавляет: – Он сутками на поле пропадает. Может быть, ночует там же.

– Он и раньше там сутками пропадал. – Возвращаю внимание к виновнику торжества и фыркаю. – За кого ты нас принимаешь? Мы не просто соседи, придурок, а друзья. Тебе дать точную трактовку термина?

– Я в курсе. – Уилл вздыхает и разминает шею наклонами, стуча карандашом по столу.

Трэв присоединяется ко мне и ехидно улыбается, с аппетитом уплетая сэндвич. Ему всегда доставляло огромное удовольствие, когда дерут задницу Каллоувея. До сих пор не понимаю, чем это вызвано. Разве что причина кроется в Одри, которая, если присмотреться, на сегодняшний день интересует Уилла настолько же, насколько королевская семья. Нисколечко, если быть конкретным.