– Ищи чувства. Это мой рецепт счастья, скорее спасения от ощущения несчастья.

– Ты же знаешь, что ни к кому я не смогу их испытывать так, как к Егору.

– Так и не нужно. Испытывай как-то иначе к кому-то другому.

– Ты не любила, как я. Мои чувства к Егору достигли недостижимой высоты.

– Не стану спорить: всегда я любила только себя.

– Мне есть с чем сравнивать, – Ида упрямо удерживала подле себя грусть. Иногда ей начинало казаться, что это чувство утомилось от неё.

– Что ты собираешься делать? – Эрика не представляла себя без хотя бы крошечных планов на будущее, в противном случае возникала паника.

– Как тебе уже известно, родилась у меня одна идея. И уже на протяжении некоторого времени каждый день обдумываю её.

– С чем она связана?

– С людьми.

– Вероятно, идея потрясающая, если бы я получила хотя бы минимум сведений.

– Этому миру нужны перемены.

– Кажется, мир не так уж давно претерпел нечто подобное.

– Вальдемар сумел произвести кардинальные перемены, но я ими недовольна.

– Согласись, мир стал безопасным, предсказуемым и удобным.

– Всё так, вот только с людьми ещё остаются вопросы, – Ида выглядела озадаченной, и возможно этими размышлениями заполняла свои дни. И возможно, слишком многие из них.

– Так мир или людей ты собралась менять? – Эрика не любила беседы с минимум вводных данных, но госпоже Сатовой это с лёгкостью прощала.

– Людей. Но для мира, чтобы обновить его.

Одно из самых высоких строений города было отдано персонам, деятельность которых представлялась тайной, посягнуть на неё не позволялось даже представителям власти. Той власти, что была на виду. За стенами этого здания не выполнялась рутинная работа, ту передали губернаторам и прочим чиновникам, а вот уже обитатели «Тоталкора» призваны были порождать новшества для общества. Герман, как профессиональный репортёр, полагался исключительно на своё чутье, а оно заставляло его напрячься. Задолго до развёртывания пандемии он заприметил подозрительные очертания будущих перемен, доверившись голосу своей интуиции или чего-то иного, что общается с разумом. Что же, ему как и ожидалось, никто не поверил, даже близкие и друзья. И ныне не станут внимать его предупреждениям. Но он-то знал: время требует перемен, а уже достаточно давно ничего существенного не происходило. В таких условиях изощрённые умы не могли пребывать, и им требовалось испытать нечто новое. Но что именно, Герман был бессилен предсказать.

Отвернувшись от здания, он не сразу поверил своим глазам. По улице довольно тяжелой походкой, как человека весьма преклонных лет, шёл Антон Тихонович.

– Молодой человек, не нужно пытаться скрыть недоумение. Да я, жив. Пока ещё, – старик выглядел весьма даже бодро.

– Я узнал вас отчасти по походке. И глазам, – Герман не пытался подбирать слова ободрения. Старость не щадила человеческое тело, и с каждым годом измывалась над ним сильнее, отпечатываясь намного глубже.

– И это уже огромный плюс мне, борющемуся с немощью.

– Я рад вас повстречать.

– Желаете беседовать? – Антон Тихонович и сам бы не отказался от удовлетворения этой потребности.

– Как никогда, – Герман испытывал восторг от подвернувшегося случая.

– Приходите ко мне в гости. Держите, здесь записан адрес, я ношу с собой такие бумажки, опасаясь когда-то забыть его.

Герман принял из рук старика подобие визитной карточки и отправил ту в нагрудный карман пиджака. Обменявшись вместо слов улыбками, мужчины разошлись в разные стороны, оставив улицу пустующей.

– Мне невыразимо грустно от его слов.

– Мне тоже.