– А если ни я, ни моя сестра не готовы искать кого-то гипотетически близкого? – Арине стало жаль Феликса, не как отца, а как человека преклонных лет.

– Дочери, вам только кажется, что с поиском партнёра можно успеть. Для этого может потребоваться много лет, порою и целая жизнь. И даже в этом случае возникает риск не успеть. Прошу вас не растрачивайте молодость. Зрелость предваряет затухание жизни. А старость медленно убивает. Уж мне-то можете поверить.

Феликс предпочёл оставить дочерей в просторной гостиной. Помещение, обладавшее долей величественности, подчёркивало изящество Арины и Алины. Утончённые девичьи фигуры придавали красоты дому, в котором Феликс готовился доживать свой век с одиночеством. Ему повезло отыскать дочерей. Они сделали его счастливее, ведь с ними пролетали дни его никому не нужной жизни. Если бы не эти девочки, он бы и остался человеком, лишним на празднике жизни. Он так и не испытал радость взаимной любви, но смог ощутить привязанность детей. А теперь ему следовало оттеснить от себя повзрослевших дочерей, чтобы те не упустили возможности найти персональный путь. Впрочем, таковой он намеревался для них проложить.

Слова не требовались: впечатление всецело отражалось на лице человека, доверившегося риску. Что же, он и ожидал, что испытает нечто новое или позабытое старое, а последнее больше отвечало его ощущениям. Когда-то он проводил много времени за игорными столами, причём тогда себе казался человеком, пресытившимся жизнью, тяготевшим выставить себя тем, кем и являлся, почти богатым, в меру циничным и относительно одиноким, а точнее не интересным какой-нибудь красавице. А ведь женским вниманием он был не обделён. Хотя не он, а то, что мог предоставить. И ныне он не скатился в бедность, хотя это понятие, как и богатство, утратило прежний оттенок, и более не представлялось характеристикой личности.

– А знаешь, я зря тебя сюда привёл.

– Чего это?

– Ты не играешь.

– Как это?

– Не играешь, как я, как Казимир. Не картами и фишками, а ролями. Ты остаёшься собой.

– А как нужно?

– Сними с себя образ, предписанный контролируемым миром, – Филипп будто бы ждал, что сказанное им возымеет моментальный эффект.

– Я не хочу играть образами. Я стал собой, – Виктор с недоумением пожал плечами, притом понимая, что собеседник попал в точку.

– Ты стал тем, кто должен жить в вычищенном пространстве.

– Не усложняй. Поиграем и вернёмся в наш мир.

– Как же он мне скучен. Его точно стоит обновить.

– Нам это не под силу.

– Нам – нет, а госпоже Сатовой – да. Я обязательно заставлю её исправить то, что упустил Вальдемар.

– Не связывайся с этой семьёй.

– Там нет семьи. Она осталась одна.

– Не совсем. Рядом с ней Эрика. А это фигура, которую тебе не обставить.

– А зачем мне с Эрикой воевать? Я намереваюсь с ней и Идой сотрудничать, – Филипп убеждал себя, что чужие аксиомы могут стать для него теоремой.

– Ты мне хоть поведай, что ты имеешь в виду, – Виктор не желал пускать круги по воде, чтобы не спугнуть пусть мнимую, но всё-таки гармонию. Она затмевала ностальгию.

– Несомненно, я же не обойдусь без посредника.

Филипп подкатил глаза, что в его исполнении не выглядело актом жеманства.

– Выберись из этого каменного пространства.

– Куда?

Эрика задумалась, а ведь в самом деле, внутри домов и за их стенами всюду был камень. При этом она смогла отыскать нечто живое. Каменный мир оживляли чувства. И она жадно их впитывала и неудержимо порождала.

– В жизнь. Пусть даже такую же каменную, как твой дом.

– Что мне это даст?