Эрика прижалась к мужчине с чувством, совершенно не подходящим заявленным намерениям. Определённо, она нуждалась в близости, но не телесной. Ему никогда прежде не удавалось прижимать кого-то к душе. То ли он никогда настолько сильно не любил, то ли не возникало такой потребности. И об этом он задумывался, как о чём-то недостижимом. С Эрикой стало доступно то, что не доводилось совершать прежде. Константин слегка отстранил от себя женщину, без сомнений не испытывающую возбуждения, взял в свои ладони её лицо и поцеловал в лоб.

– Я посижу с тобой рядом. Просто поспи. Не одна. Точнее не сама. Тебе нужна такая ночь.

Эрика не стала противиться, ей внезапно захотелось испытать умиротворённость. Ей нравились контрастные ощущения: сила мужских рук и бережные объятия.

Как же жаль становилось молодость. Пребывая в этом состоянии, человек не допускает мысли, что оно быстро сменится чем-то промежуточным, а после завершится старостью. Беспечность молодости усиливается иллюзией, а потому время тратится неразумно. И только в среднем возрасте становится горько от осознания упущенных возможностей, доступных в большей мере в юные годы.

Именно этим и занимались две самонадеянные особы, наделённые утончённой красотой. Он не сомневался, что девушки не допускали и мысли о том, что постареют. Он знал точно, что это произойдет. И от этих раздумий становилось не грустно, а больно. Если бы молодость длилась бы подольше, хотя бы для женщин, он смог бы ощутить большую радость от жизни.

Феликс направился в гостиную, куда несколько минут тому назад вошли Арина и Алина. Ему следовало предупредить их о напрасности того времяпровождения, в котором они находили отраду. Сёстры день ото дня предавались беседам и чтению, и всё это происходило под крышей, пусть и просторного и комфортного дома, но всё же вне пределов общества.

– Дорогие дочери, мне необходимо быть услышанным.

Обе девушки внимательно посмотрели на своего воспитателя, по крайней мере, так они его величали за глаза, полагая, что он того не знает. И ошибались. Феликс ничуть не обижался на приёмных дочерей. Они стали ему родными, пусть и без кровных уз. А вот уже они могли его воспринимать, как считали приемлемым для себя.

– Я не отберу у вас много времени. И прошу задуматься об этом понятии.

– Отец, что происходит? – Арина опасалась подобных разговоров ввиду того, что близкий человек достиг весьма преклонных лет.

– Молодость не верит в то, что время скоротечно. Когда же человек начинает осознавать эту данность, обычно уже достигает зрелости. И это худший период жизни, ведь молодость осталась позади с её временным запасом, а старость ещё не наступила, но уже напоминает о себе.

– К чему ты клонишь? – Алина не считала себя должной следить даже за настенными или наручными часами. Уж точно время мало её беспокоило.

– Время мстит тем, кто его растратил напрасно. Мстит страшной болезнью. Не существует болезни невыносимее одиночества. С годами она сложнее поддаётся излечению. – Феликс тяжело вздохнул, и вовсе не для усиления эффекта от того, что сказал. Он с трудом обсуждал подобные темы.

– Отец, но я не чувствую себя одинокой, даже наедине с самой собой, – Арина не пыталась успокоить взволнованного воспитателя, а лишь поделилась персональным ощущением.

– И я, – Алина и вовсе не чувствовала себя покинутой, а именно такими она воспринимала одиноких людей.

– Потому, что я заполнил собой ваши жизни. Я не хочу, чтобы моя родительская любовь потеснила из ваших сердец чувства к избранникам. В противном случае, дочери мои, вы останетесь одинокими. И вы будете меня ненавидеть, и может даже проклинать любовь мою к вам и вашу ко мне.