Завадич садится в машину, захлопывает дверцу, и все звуки снаружи глохнут.

Тут, в очень замкнутом и очень тесном пространстве от него некуда деться. Он слишком близко, он давит своей властностью, и мне нужно либо сопротивляться и сломаться – либо…

Он наклоняется ко мне, берет меня пальцами за подбородок, и не отводя взгляда от моего лица, кивает в сторону уходящего Арсения:

– Кто он тебе?

– Инструктор по вождению, – честно отвечаю я, не видя смысла врать.

– И все?

– А с каких пор тебя это волнует? – хмыкаю я. – Я же буду расплачиваться, а не отрабатывать.

– Вера… – сталь в глазах Завадича леденеет. – Ты играешь в такие игры, в которых можешь и проиграть.

– А какой смысл играть в те, в которых гарантированно выиграешь?

Холодные искры в его глазах режут своей остротой.

Он наклоняется и прикасается губами к моим губам.

Всего на пару мгновений – я успеваю ощутить лишь их упругость и прохладу. И еще его дыхание – такое же пьянящее, как в прошлый раз, хотя сейчас он трезв.

Но сердце успевает рвануться вскачь, залиться горячей кровью, а бедра – сжаться теснее.

Филипп заводит машину и небрежно, едва глядя на дорогу, выруливает со стоянки. Откидывается на сиденье и по-собственнически кладет руку мне на бедро.

Чуть ниже юбки.

Пальцы сжимают мою ногу ощутимее с каждым десятком километров в плюс на спидометре, а я ничего с этим не делаю, потому что мне – нравится.

Нестись в этой скользящей по городу, как огромная хищная кошка, машине рядом с мужчиной, который бесцеремонно заявляет на меня права.

Даже не глядя – его сощуренные глаза не отрываются от дороги.

На светофоре «майбах» мягко тормозит, Завадич поворачивается ко мне, снова поддевая пальцами подбородок. Другой рукой отстегивает мой ремень безопасности, чтобы принянуть к себе и поцеловать.

Глубже.

Намного глубже – до головокружения, до карамельной сладости и привкуса виски на языке, до солнечного света под прикрытыми веками, до шума в ушах от кипящей в венах крови…

…до сигналов, лавиной накрывающих нас, потому что светофор давно зеленый, а мы все не можем оторваться друг от друга.

А когда отрываемся, вместо холода стали в его глазах – абсолютная чернота расширенных зрачков.

Мы больше ни о чем не говорим.

Нетерпение кипит в нас так, что едва тронь, только посмей нарушить хрупкий баланс – и кипящая кровь взорвется, разнося на ошметки и «майбах», и нас.

Хорошо, что таких людей как Завадич не останавливает ГИБДД. Летит по дорогам он явно с превышением, но я бы не позавидовала инспектору, который посмел бы его тормознуть.

Я едва замечаю, куда мы сворачиваем, только отмечаю, что вокруг густой парк, в глубину которого к высокому забору ведет прекрасная дорога. Филипп пролетает ее за сотню и с визгом шин тормозит на дорожке у дома. Выходит из машины и ловит меня в объятия.

Прижимает к себе так сильно, что по телу пробегают колкие мурашки и захватывает дух. Я откидываю голову, и его губы накрывают мои, заставляя вздрогнуть от какого-то пронзительно-яркого, незнакомого ощущения.

До двери дома всего несколько шагов – и ее грохот, когда она закрывается за нами, должен звучать лязгом захлопнувшейся ловушки, но звучит как шелест упаковки подарка, которую рвешь в нетерпении.

Закидываю руки на шею Филиппу в надежде поймать его взгляд, чтобы вновь насладиться переходом холодной стали в бездонную черноту, но он занят совсем другим.

Задирает мою кофту, сжимает ладонями грудь и накрывает сосок губами прямо поверх кружева бюстгальтера. Уверенные до наглости ладони спускаются на талию, очерчивают бедра, задирают юбку почти до пояса.