И снова в ее взгляде появилось что-то сложное. Как будто она уходила на глубину.

— Да что вы говорите, — безо всякого выражения произнесла она. — С вашего позволения, я все же буду опираться на собственный опыт.

— Однажды на моих родителей что-то нашло, — сказал Кристиан, и застарелые боль со злостью снова коснулись его сердца, — и они взяли на попечение одного мальчика, хорошенького, словно ангел. Его звали Маттиас. Маттиас Вайс. Мне было около восьми лет, ему — порядка тринадцати. Мама души в нем не чаяла, ее очаровывали его золотистые кудри, голубые глаза, кроткий характер. А отец обожал маму и редко сопротивлялся ее прихотям. Я ревновал и гневался, конечно, но вскоре и сам поддался его влиянию. О, он рассказывал душераздирающие истории о своем голодном и холодном детстве, о том, что никогда не знал материнских объятий, что никогда не пробовал шоколад или пудинг. У нас с мамой сердце разрывалось от жалости. Идиллия длилась несколько месяцев, а потом…

— Из дома начали пропадать вещи, — уверенно продолжила Лоттар. Она казалась очень грустной.

— Да, — согласился Кристиан. — Сначала столовые приборы, потом мамины украшения. В конце концов отец потребовал у Маттиаса объяснений, а он… рассмеялся. Сказал, что мы идиоты, что таких, как мы, богатеньких лицемеров, кто угодно обведет вокруг пальца. Что он ненавидит таких, как мы. Что ему был противен каждый день, который он провел в нашем доме. Особенно, сказал он, ему отвратительна мама, потому что ее забота ему до чертиков опостылела. Отец сказал, что отведет его в полицию, но Маттиас лишь показал ему неприличный жест и сбежал. Больше мы его никогда не видели. А маму хватил удар, и она уже не встала с постели.

— Господи, — пробормотала Лоттар. Она смотрела с таким невыразимым пониманием, как будто Кристиан не рассказал ей ничего необычного.

— Потом я часто спрашивал себя, почему Маттиас просто не мог жить в нашем доме. О нем ведь заботились. Чего ему не хватало? Со временем я понял, что дети, которые никогда не знали любви, просто не способны ни на благодарность, ни на привязанность.

— Что случилось с вашей мамой после?

— Ее здоровье сильно пошатнулось, и через три года ее не стало.

— Как жаль, — просто сказала Лоттар.

— Да уж, — буркнул Кристиан, который и сам не понимал, с чего вдруг так разоткровенничался.

Впрочем, о том, что он потерял мать еще ребенком, Лоттар наверняка и без того знала из досье старикана Гё.

— Так что там с нашими фермерами? — перевел Кристиан тему разговора.

Лоттар вынырнула из охватившей ее задумчивости и бодро доложила:

— Их зовут Диттер Аккерман и Томас Хауслер. Аккерману двадцать лет, Хауслеру — сорок пять. Овдовел три года назад, детей нет и не было. Аккерман в позапрошлом году бросил богословскую семинарию

— Какая странная парочка, — вскинул брови Кристиан.

— Чокнутые изобретатели, — пожала плечами Лоттар. — Они все со странностями.

8. Глава 8

Дорога до фермы оказалась едва ли не длиннее путешествия в поезде. Кристиан растряс себе все кости, пока они громыхали в стареньком экипаже по неказистым проселочным дорогам. Всякая цивилизация закончилась сразу после маленькой станции, и ухоженные поля за окном сменялись заброшенными участками земли.

Кристиан не любил сельское хозяйство — слишком уж ненадежно и трудозатратно. Вкалываешь с утра до вечера, а тут дожди или, наоборот, засуха.

Лоттар же прильнула к пыльному стеклу с плохо скрываемым любопытством. Что она пыталась рассмотреть в темноте — было совершенно непонятно.

— Ни одного магазина или рынка за всю дорогу, — наконец произнесла она с недоумением. — Неужели люди здесь все еще обменивают тыквы на кабачки?