Амели посмотрела на свое грязное платье. Повернулась к Феррандо, который тоже видно совершенно не слышал болтовню священника:

— Вас не смущает… — она указала кивком на грязное платье. — Вот это? Разве можно совершать таинство в таком виде?

Феррандо лишь усмехнулся, едва заметно качнул головой:

— Я беру в жены тебя, а не платье. Если хочешь стоять голой — я это устрою. — Он поднял голову и сказал громко и четко: — Да.

Отвечал на вопрос отца Олафа, который Амели даже не услышала. Но теперь священник обращался к ней:

— Амели, согласны ли вы по доброй воле и без принуждения связать свою судьбу с господином Феррандо?

Она молчала и отчаянно понимала, что пауза неприлично затягивается. Она опустила голову и пробормотала:

— Да.

И заметила, как платье на глазах стало совершенно чистым.

26. Глава 26

Все вертелось, как в водовороте, в больном бреду. Амели не помнила, как простилась с семьей, села в карету. Не помнила, как Мари раздевала ее, облачала в белоснежную сорочку из муслина, расчесывала волосы. В голове билась лишь одна мысль: что колдун теперь сделает за этот глупый побег? Знает ли он — в этом даже не было сомнений.

Когда скрипнула дверь, Амели вздрогнула всем телом. Она стояла у огня, держась ледяными пальцами за каминную полку. Лишь бросила беглый взгляд и спрятала руки в складках сорочки. Феррандо был все так же черен, мрачен. Резкое лицо казалось алебастрово-белым. Он смерил Амели пронзительным взглядом:

— Тебя отмыли?

Она промолчала, лишь опустила голову.

— Полагаешь, я должен наказать тебя?

Она неожиданно повернулась:

— Полагаете, я не достаточно наказана? Я вынесла урок, мессир. Мне некуда бежать.

Это было правдой: отныне за стенами замка ей не рады. Побег больше не имел смысла.

— Ты опозорила меня перед Конклавом. Грязная, без вуали. И это моя невеста!

— Мне жаль, мессир.

Феррандо какое-то время сверлил ее взглядом. Амели холодела, сжималась, отчаянно желая раствориться в воздухе, исчезнуть. Феррандо отвернулся, направился в сторону алькова:

— Раздевайся, моя дорогая… жена, — последнее слово прозвучало с особым пренебрежением.

Амели замерла в нерешительности, руки скользнули было к тесемкам сорочки, но опустились. Она лишь обреченно склонила голову — не могла.

Феррандо нарочито-медленно стаскивал черный кафтан:

— Тебе приказывает муж. Неужели, все еще и этого мало?

Он был прав. Во всем. Амели отныне жена и должна слушаться своего мужа, но все происходящее отчего-то мало напоминало первую брачную ночь. Ту самую сокровенную ночь, которая всегда рисовалась в девичьем воображении. Где все как в старых легендах, напитано нежностью и взаимной любовью. Амели чувствовала себя шлюхой, которую только что купили. Точнее, шлюхой, которая только что продалась. Добровольно согласилась на все и теперь умирала от страха, стыда и ощущения собственной порочности.

Само присутствие Феррандо было порочным. Заставляло тело будто звенеть от звука его необыкновенного голоса, жажды касаний. Но чем сильнее захватывало это чувство, тем ощутимее становилась пустота в груди. Будто ветер подвывал в каминной трубе.

— Ты оглохла от счастья?

Амели вздрогнула, подняла голову. Феррандо скрестил руки на груди и смотрел скорее с презрением, чем с насмешкой. Черный, как грач. От высоких натертых сапог до глянцевых шелковых локонов. Лишь яркие глаза, в которых плясало пламя свечей.

— Или надеешься, что я раздену тебя? — Он усмехнулся: — Отныне этого не будет. Ты всего лишь жена, у которой есть обязанности. И первейшая из них — выполнять свой супружеский долг. — Он подошел вплотную и коснулся пальцами щеки Амели: — И подчиняться мужу. Во всем, моя дорогая. — Склонился к самым губам и с жаром выдохнул: — Во всем.