Стою. Дрожу. Прижимаюсь к нему еще крепче.
Почему? Кто бы мне объяснил - почему...
- Я оставил при тебе охрану еще на несколько дней просто на всякий случай. Мало ли что... И когда отчет от смены на телефон пришел - открыл на рефлексе. Есть отчет - надо посмотреть. Принять решение. Увидел тебя... И... Понял, что схожу с ума. Представил, что кто-то тебя коснулся... Назвал своей.
- Ты еще меня во всем обвини! - я рванулась пойманной птицей из кольца его рук.
- Нет… Я не обвиняю. То, что между нами было – было самым чудесным, что произошло в моей успешной, головокружительной, и, как выяснилось, бессмысленной карьере, - он печально улыбнулся.
Целоваться на лестнице удобно... Чудесно… Волшебно…
Стоять на пару ступенек выше и плавиться под теплыми, сильными, ласковыми руками.
Целоваться на лестнице невозможно! Нестерпимо! Убийственно! Потому что сил нет терпеть… Надо оказаться в квартире, пересечь лестничную площадку, найти ключи, уронить, потерять, искать, а оторваться от его губ немыслимо...
Дождь слушал наши стоны. Милый, милый дождь! Ты, словно стражник, льешь стеной, загнав заранее всех по домам, убивая саму мысль о возможности выйти на улицу – а потому никого нет в подъезде….
За окном шумела вода, а в наших жилах вскипала кровь! Что-то неукротимо надвигалось, как цунами, время неслось вперед...Мы потерялись в этом водовороте, мы не могли понять, кто из нас кто, что мы делаем, зачем – это было не важно! Важно - успеть. Поймать, прижать, впиться, укусить, сжать, обнять! А потом – сохранить. Не забывать и помнить – единственное, что нам остается…
Помутнение рассудка? Бессмысленно? Нелепо? Неправильно?
Ну и пусть… пусть!
9. Глава восьмая. В окошко - день, а радость из окошка
«В окошко – день, а радость – из окошка!»
Джульетта
Ночь пролетела, оставшись сладким воспоминанием. За окном вставало солнце, блестела вымытая ночным дождем улица. Никогда не думала, что на новый солнечный день можно так сильно сердиться в душе. Ночь прошла - мы очнулись.
Волшебное шоколадное платье измятой лужицей растеклось на полу, а Кирилл из чувственного принца с болью в трепещущем сердце превратился в чопорного, прагматичного мужчину в дорогом костюме с часами баснословной стоимости. Тоже мне… Ричард Гир! Лицемер… Двуличный… кобель! И надо было корчить из себя Ромео, разыгрывая шекспировские страсти?!
- Ах…Ида! Я не могу… Ах, почему?! Ох, зачем?! Я тебя как увидел, как представил, что тебя кто-то коснется…
Собственник… Получил свое, и теперь – полюбуйтесь! Галстук он завязывает. В полном безмолвии с каменным лицом. Идеально… Даже не глядя на себя в зеркало. И… как? Как у него это получается?! Тренируется он, что ли… Пижон!
Захотелось развернуть его к себе спиной и пройтись щеткой по брюкам. Он же сидел вчера на ступеньках, должно быть, испачкался. Ай-яй-яй… Такой мужчина, и... с грязной пятой точкой. Непорядок.
Но господин Галицкий был сегодня неприступен. По крайней мере, спереди. Так что приставать к нему, с требованием показать мне свой тыл, я не решилась. Еще поймет неправильно.
Я варила кофе. И тоже молчала. Варила, молчала и наблюдала за ним.
Он поджимал губы, что-то беззвучно проговаривал. Хмурился. Видно, что-то в построении его аргументов не билось. И он от этого злился.
Какая прелесть.
Я старательно варила кофе. Если мужчина ушел в себя и явно вернется не скоро – зачем же ему мешать?
Мне-то что... Стою, варю кофе. А он не закипает. Потому что пока на него внимательно смотришь, и караулишь, эта сволочь не закипит ни за что! Вот как только отвлечешься - он сразу зальет плиту. Потому что кофе – это он! Вредный, как весь мужской род…