Филипп снова умолк на мгновение и затем прибавил:

- Мой отец тоже хотел, чтобы его возлюбленная не зачахла на Ратисе от тоски по своей родине: ведь моя мать родилась и выросла в Провансе. Это от неё я унаследовал жгучий цвет волос и горячий южный нрав... Отец хотел, чтобы мама, просыпаясь, могла из окна своей комнаты видеть кусочек родного Прованса – это сказочно волшебное поле цветущей лаванды...

Как бы в подтверждение сказанному Филипп движением головы показал на высаженные аккуратными рядами лиловые кусты.

Эмилия была очарована рассказанной ей историей любви графа Анри де Монфор к своей жене, но при этом больший восторг и любопытство пробуждал в ней сам рассказчик. При последних словах Филипп тряхнул головой, и белые зубы блеснули в мечтательной улыбке на его загорелом красивом лице. Видимо, сознание своей привлекательности и принадлежности к старинному знатному роду со стороны обоих родителей вызывали в нём уверенность и гордость.

- Должен вам признаться, у этой истории есть и другая, более практичная сторона, - неожиданно заявил Филипп изменившимся, немного жёстким голосом, и Эмилия удивилась, как быстро граф вышел из своего романтического образа.

- Вот как! – озадаченно пробормотала девушка. – И в чём же она заключается?

- Лишь недавно я узнал, что отец собирался выращивать лаванду в каких-то хозяйственных целях, - неохотно ответил Филипп. И, как будто вспомнив вдруг о чём-то неприятном, сдвинул брови и заложил большие пальцы обеих рук за широкий кожаный ремень.

С минуту помолчав, он признался:

- Я не могу похвастаться наличием хозяйственных навыков и помещичьей хваткой, коими отличался мой отец. Если честно, я понятия не имею, да в общем-то и не интересовался, какую пользу он намеревался извлечь из этого растения.

После этих слов он, неожиданно для Эмилии, наклонившись, заглянул ей в лицо.

- Вот вы, Эмили, скажите, для чего вы собираете лаванду в букеты? Для красоты? Но ведь есть цветы гораздо ярче и красивее лаванды!

От такой нечаянной дерзкой близости Филиппа щёки девушки вспыхнули, но не гневным румянцем, - напротив, она подняла на него из-под опущенных ресниц свой приветливый и испытующий взор.

- Говорю же: я обожаю лаванду, - улыбнулась Эмилия. – Не знаю, как вам объяснить эту необыкновенную любовь... Для меня она прекраснее царственной розы, утончённее благородной лилии... Но если говорить о её полезных качествах, то следует обратить внимание прежде всего на целебные свойства лаванды. Я уже упоминала о том, что её запах способен благотворно влиять на сон, успокаивать душевную тревогу. Этот букет я собрала для тёти Николь...

Эмилия не договорила. Филипп, с загадочной улыбкой, вдруг протянул к ней руку и коснулся пушистого золотистого завитка у её виска – и у девушки тотчас перехватило дыхание, а сердце, казалось, совсем перестало биться.

- Вот, запутался у вас в волосах, - будто сквозь сон услышала она голос графа, а потом увидела в его пальцах сломанный лавандовый стебелёк.

- К счастью, наверное, - совершенно невольно вырвалось у Эмилии.

Улыбка исчезла с лица Филиппа, и он посмотрел на девушку более долгим и смелым взглядом.

- Я хорошо помню вас двенадцатилетним неуклюжим подростком, но только сейчас увидел, какие у вас восхитительные глаза, - произнёс он таким голосом, что Эмилия задрожала. - В них отражается лиловое сияние лаванды...

Усилием воли Эмилия заставила себя отвернуться и на шаг отступила от Филиппа, который казался ей сейчас настоящим змием-искусителем.

- Знаете, я немного завидую вам, - произнесла она первое, что пришло ей в голову (только бы не молчать, только бы сказать хоть что-нибудь). – Вы вот помните своего отца, можете говорить о нём... А я своего почти не знала. Мне было пять лет, когда он умер, но мне почему-то кажется, что никого я так не любила...