Во дворе дедуля мастерскую построил, небольшую, но уютную, с окнами. Перед мастерской навес смастерил. Здесь у него инструменты хранились. В бочках глина отстаивалась.

Таня вошла в мастерскую — чистота и строгий, мужской порядок. В первой комнатке у входа стоит печь для обжига; у окна гончарный круг; на стенах полки висят, заставленные готовыми изделиями.

Керамику дед украшал разными способами: были у него и резные, лощёные изделия; и с чёрным обжигом; и с молочением.

А в зимние вечера к нему присоединялась бабушка. Лепить она не любила, но с удовольствием расписывала. Изделия у неё получались яркие, как картинки из детских книжек. Пользовалась бабушка природными красками.

Когда Таня у них жила, тоже любила лепить. Нравились ей игрушки, которые сама делала: тёплые, не похожие друг на друга, с характером. Старше стала, так и свистульки научилась делать.

Было весело. Бабушка, под настроение, песни пела. Дедушка про мастерство рассказывал:

«Глина, внучка, — говорил он, — разная, не всякая в гончарном деле сгодится. Мать Природа так задумала. Каждая глина для своего дела идёт, обжигается по-разному и разного цвета бывает, не чудо ли? В керамике, все силы природы собраны: огонь, земля, вода и воздух.

Но и это не всё, мало глину раздобыть, её ещё правильно приготовить нужно»

«А что, деда, нельзя просто лепить из той, что из земли накопали?» — спрашивала у него Таня.

«Так в том и секрет… видно так природой задумано, что б человек до ума доводил, да выводы делал, — смеясь, ответил ей дедушка. — Нужно усилие приложить, в каждом деле свои секреты имеются».

Тане было грустно, что не застала она бабулю и дедулю дома, соскучилась по ним. Сейчас понимала, что закрутилась в городской карусели и многое позабыла, но воспоминания возвращали её в то удивительное прошлое, где было спокойно и тепло.

На столе, перед окном, стояли статуэтки дедушкиных любимых животных: собаки Жулика и коня Стулика. Таня подошла ближе, погладила статуэтки — работа тонкая, дедушка очень старался. Когда-то, по его рассказам, эти животные жизнь ему спасли.

Сказы деда Ивана

В молодости работал лесником я. Тяжёлое то время было. Лесником работать не каждый соглашался — опасно. Браконьеров много было, могли и убить.

Домишко мне при лесничестве дали. Вот мы с матушкой вдвоём там и жили. Я-то у неё младшеньким был. Сестрица замуж вышла. Это уже потом, когда с Урала уехал, матушка к сестрице перебралась. В радость было ей с внуками нянчится. Старушке ведь много не надо, главное, что б уважали, любили, да защищали.

Так вот, жили мы с матушкой в лесу. По началу и коня у меня не было, все ж кони в колхозе занятые, каждая лошадка трудилась тяжело. Так что лесные угодья пешком обходил, конечно, не везде успевал. Но тут председатель меня позвал и коня показывает. А конь видный такой, крупный, спина гладкая — без седла садись и езжай!

«Видишь, Ваня, какой красавец! — говорит мне председатель. — Но такой строптивый, норовистый. Никто с ним справится не может. Возьмёшься... Перевоспитаешь? Жалко на мясо пускать».

Я лошадником с детства слыл, в округе про это все знали, любого коня мог объездить.

«Попробовать можно — хуже не будет!» — ответил я председателю.

Подошёл к коню, а он напрягся весь, дрожит, уши прижал и дышит шумно. Взял уздечку я, что б на коня накинуть, приблизился к нему, а конь улёгся и косится на меня. Уши ещё сильнее зажал и шею к земле гнёт.

Ну, думаю, так дело не пойдёт. Принёс душистого сена охапку, да чуть поодаль положил.

Конь голодный, шею тянет к сену, а достать не может. Воздух шумно вдыхает, есть хочет. И не выдержал — вскочил, да к сену. А я тихонько подошёл к нему и ласково стал подбадривать. Стуликом его звали.