Я все еще ощущала сладость от каждого движения пальцев, но она угасала, уступая место бессилию и усталости. Казалось, что я настолько обессилила, что не смогу даже пошевелиться, вслушиваясь в то, как сердце куда-то спешит, растворяясь во всем теле глухими ударами.

Я чувствовала, как мне развязывают дрожащие руки, как опускают на кровать, ложась рядом и целуя мои слезы, которые сбегали по моим щекам, когда тело чувствовало странный холод и оцепенение. Не хотелось ничего, не хотелось думать ни о чем, просто лежа в обволакивающем тумане каких-то угасающих грез.

- Теперь ты…. – прошептали мне, наклоняясь к моим губам. – Преступница… По законам твоего королевства тебе полагается смертная казнь…  Но я никому не скажу…

Меня поцеловали, а я даже не чувствовала поцелуя, понимая, что если умереть, то сейчас, если ослепнуть, то в это мгновенье.

- Ты говорила, что я могу взять лучшее, что есть в Ноаре.  Ты – лучшее, что есть здесь. Ты – лучшее, что когда-либо было в нем. Ты – лучшее, что когда-либо в нем будет, - шептали мне, а я лениво пыталась понять смысл слов.

- Я скажу, что тебе нездоровится. Отложим подписание договора на несколько дней…  - кровать рядом скрипнула, а я почувствовала, как сверху на меня опускается одеяло.

Шаги удалялись, как биение сердца, дверь простонала протяжным скрипом, а мне было все равно.

- Королеве нездоровится.  Переговоры были очень тяжелыми, поэтому я взял несколько дней на раздумье. Мы еще согласуем детали, так что считайте, что мы его подписали! – послышалось за прикрывающейся дверью. Я лежала в полумраке, глядя, как догорает последняя свеча. Мой взгляд неотрывно смотрел на портрет любимого, а чувство глубокого стыда заставляло ронять слезинку за слезинкой на шелковую простыню.  Они просто скатывались, по вниз, оставляя какую-то необъяснимую горечь.

- Прости меня, - шептала я, кусая губы и вздрагивая. – Я прошу тебя… Я не хотела… Прости…

Анри смотрел на меня тем самым застывшим взглядом, а мне казалось, что в светлых, лучистых глазах я вижу укор. Он презирал меня, ненавидел за то, что я нарушила ту клятву, которую дала, стоя на коленях перед ним, прижимая его холодную руку к губам, на которых сохранилась горечь слез. Анри презирал меня за те божественные цветы, которые расцветали перед глазами в тот момент, когда я пыталась вымолить прощения.

- Прости… - я чувствовала, как задыхаюсь от рыданий, сжавшись в клубочек. – Я нарушила клятву… Не смотри на меня так… Я поклялась тебе, что всегда буду твоей… Душой и телом…  И… Не смотри! Не смотри на меня! Умоляю!

Я накрылась одеялом с головой, но мне все равно казалось, что его взгляд прожигает  покрывало насквозь. В духоте я роняла слезы, проклиная то чудесное поле цветов с дурманящим и сладким ароматом, то чувство, когда тебе кажется, что чувствуешь всю любовь этого мира… Мир не может любить сильней, чем на эти пару мгновений, от которых хочется растворить в этой любви.

- Прости… - я задыхалась, кусая губы, чувствуя, что там, где раньше было тепло и липко, теперь холодной и неприятно. – Прости меня…  Прости меня за то море цветов… Прости меня… Я умоляю тебя! Анри… Больше всего на свете я хочу, чтобы ты простил меня…

Я чувствовала агонию, которая сменилась тихим всхлипыванием и болью внизу живота. Моя рука прижимала подушку к вздрагивающему животу, чтобы хоть как-то унять эту странную ноющую боль. Меня словно разрезали на части, словно вынули из меня что-то важное, а потом бросили в вечном холоде раскаяния.  Боль постепенно угасала, а я просто лежала с закрытыми глазами, перед которыми стояли те самые сверкающие бриллиантами росы цветы. А вдруг это- не роса, а слезы?