– Он оборотень, нравится тебе или нет! И он должен знать, кем был его отец на самом деле.

От услышанного мои плечи поникли. Макс – его забыть невозможно, даже если сильно захотеть. Дыра с размером в кратер до сих пор зияет там, где бьется сердце. Боль потери, она никогда не уйдет. Порой утихает, да, но останется со мной на всю жизнь, ведь сын так похож на него.

Максимка…. Ему я рассказываю об отце каждый вечер, поэтому сын знает, кем он был.

Развернувшись к Глебу, я подошла к нему настолько близко, насколько могла и, ткнув пальцем в грудь, с угрозой сказала:

– Я не знаю, для чего ты это делаешь, но предупреждаю, перестань. Мой сын – обычный ребенок без всяких там способностей. Заруби себе это на носу!

На этом я посчитала, что разговор окончен, но Глеб думал иначе.

– Да с чего ты взяла? – не выдержав, прокричал он.

– Ты сам сказал об этом! – в ответ прокричала я, и на его удивленный взгляд проговорила спокойней: – Ты сам когда-то сказал, что дети Ликантропов умеют перевоплощаться с самого рождения. А с Максимкой этого еще ни разу не случилось.

Смотря на недовольное выражения Глеба, я поняла, что это не аргумент, и он не поверил мне, поэтому продолжила дальше.

– Послушай, все, что связано со мной, происходит неправильно. Стоит только вспомнить, как я спасла тебе жизнь. Хотя этого просто быть не может. А силы? Ими я не должна обладать вне территории хранительницы. И что? Вот они! – сказав это, я приложила ладонь к его груди, ощущая его сердцебиение и частое дыхание, давая ощутить те отголоски, что есть во мне. – А сын? Вы твердили, что хранительница, как и любая другая девушка, рожают исключительно девочек. И что?.. – вопросительно подняла я бровь. – Мой сын не оборотень, просто прими это, как данность, и успокойся, – тихо сказала, отнимая руку и отступая.

– Я не перестану пытаться! Слышишь? – жарко прошептал он, хватая меня за предплечья и притягивая ближе. – Пока я рядом, буду делать все, чтобы пробудить в нем волка!

Я думала, что он услышал меня, надеялась, что поймет. Но он не услышал… как всегда.

– Тогда, боюсь, нам придется распрощаться, – прошептала едва слышно, опуская глаза и ощутив, как он вздрогнул. Захват Глеба ослабел, и я без проблем отошла от него и, не имея сил заглянуть ему в глаза, продолжила: – Боюсь, ты и так чересчур задержался рядом с нами.

Возможно, я поступаю жестоко по отношению к нему. Вероятно, совершаю большую ошибку, лишая нас с сыном единственного защитника. Но я не имею права лишать Глеба счастья.

После того, как дед привез Глеба, прося о помощи, я долго сомневалась: правильно ли поступила, согласившись его принять? Не дала ли я Глебу надежду на то, что между нами может что-то получиться? Но как только он окреп, мы поговорили и выяснили отношения. Я сразу сказала, что между нами никогда ничего не будет, и он согласился. Но последнее слово все же оставил за собой, сказав, что может быть терпеливым и подождет, сколько будет нужно.

С тех пор прошло много лет. Я каждый день видела, как менялся его взгляд, когда он смотрел на меня. Иногда он подолгу задерживал его на губах, порой окидывал фигуру, думая, что не замечаю. Я знала, что иногда по ночам он входит в мою комнату, садится в кресло и подолгу наблюдает за тем, как я сплю. Видела его отношение к Максимке и понимала, что не могу ему дать того, что он хочет, что ему нужно. Нормальная полноценная семья.

Глебу нужно думать о продолжении рода, и для этого нужно найти истинную пару, поскольку я это ему не смогу дать. Именно поэтому нужно прекращать это, нужно расстаться, пока это возможно. Но также я понимала, что если он уйдет, то мы с сыном останемся без защиты.