Удивленно вскинув бровь, она посмотрела вниз, скривилась и, шевельнув кистью руки, развернулась в воздухе. Задержала взгляд на зеркальной стене небоскреба – эта картинка тоже была знакомой. Серый костер волос, впивающиеся в воздух пальцы рук (Расслабить! – приказала себе девушка), шальной блеск глаз, бесполезно "торчащие" вверх веревки альпинистского снаряжения (отцепилась от страховки буквально за мгновение до встречи с маньяком, вот же непруха!)... Отмахнувшись от красно-серого видения, обернулась к небу...

Птица, похожая на человека. Смешно.

Дурацкие хомячки... взбешённый маньяк...

Снова небо и птица...

Хах, ну да... Человек. Тот самый маньяк, решивший составить ей компанию на мостовой...

"Хм, а не слишком ли долго я падаю?"

Темнота...

Бум!..

Девушка резко села в постели. Что-то было не так. Что-то непоправимо изменилось, но понять, что и в какую сторону, не получалось. За дверью что-то шуршало и очень тихо – но как-то странно, словно прямо в ухе, – слышался недобрый шепот: кто-то на кого-то ругался, причем тайком.

Это была четвертая ночь в Музее магии, куда её решила поселить секретарь ректора, как «хранителя музейных ценностей» -- в дополнение к ревуну. Во-первых, зная, кто здесь ночует, в музей не сунутся студенты-сорвиголовы, ибо её, Глинн, до сих пор боятся. Во-вторых, если опять придут чужаки, а страж их проспит, возможно – их услышит она. Даже тревожную кнопку вручили, старательно разжевав, в каких случаях на неё нужно нажимать. Но три ночи подряд, по три раза за ночь, она срабатывала сама по себе, тревожа стража. А уж страж тревожил всю округу так, что мало никому не казалось.

Глинн хотелось просто под землю провалиться под укоризненным взглядом госпожи ри-Шайнталь, снова втолковывающей ей смысл и правила пользования сторожевым амулетом, но ни объяснить, ни тем более доказать, что она не виновата, возможности не было. После третьей ночи нервы секретаря не выдержали, и она отняла гадкую хреновину, приказав, в случае чего, идти будить ревуна ножками. Кажется, госпожа секретарь уже успела разочароваться в своей идее, и не выгнала Глинн в общагу из чистой вредности.

И вот – в музее кто-то есть, а, чтобы добраться до стража, нужно пройти через сам музей. Очень сильно захотелось заплакать от страха и обиды.

– Не пойду! – решила девушка, поборов постыдный порыв, и, сморгнув пару слезинок, зло сощурилась. Не убьют же её, в конце концов, пусть возвращают обратно в общагу. Кто-кто, а Глинн сюда не просилась, ей и в комнате общежития было вполне комфортно – привыкла, обжилась, имела свои тайники.

И вообще, музей оказался маленьким адом, словно духи этого места ополчились на вторженку, методично выживая её прочь, сопровождая козни недобрыми потусторонними шепотками. Днем на голову безо всякого участия со стороны девушки сыпались экспонаты, пару раз сыпались – очень больно, оставив на память две шишки и ссадину на плече, ещё несколько – громко, но мимо, что ничуть не улучшило общего впечатления.

Сегодня, например, разбилась ваза с неувядающими цветами. Ощущение было такое, что в вазе существовал пространственный карман – потому что залило весь пол, и Глинн полдня ползала на карачках меж стеллажами, вымакивая явно протухшую жидкость. Даже любопытно стало, сколько же лет этот веник вёл свою псевдо жизнь? Или счёт уже на века? С цветами, кстати, отдельная история, не такая глобальная, но не менее пахучая – они сгнили в мгновение ока, превратившись в мерзкие склизкие ошметки. Нет бы – рассыпаться в труху…

Впрочем, во всем и всегда имеется свой позитив. Например, госпожа секретарь не стала задерживаться в музее ради разноса за порчу экспоната, лишь прогнусавила: «Аккуратней нужно быть, милочка!» – и ретировалась, бодро цокая каблучками по мощеной дорожке. Правда, через минуту вернулась, и шальная надежда мелькнула у Глинн: может, выгонят обратно, в общагу? Но нет, пряча нос за платочком, дама прошлепала по цветочной луже в подсобку, забрала амулет сигнализации (видимо, считала, что Глинн включит её, как только коснется), выразила то самое пожелание, насчёт "к стражу ножками", на пороге элегантно отряхнула свои – обутые в стильные черные туфли на шпильке. Одна туфля при этом слетела, и женщина поскакала за ней далеко не так элегантно, шипя как разъярённая кошка.