Однако ни разу Таната их не видела, истинных хранителей Сидэ. Точно так же как и не отыскала захоронения Ксафира Тимена Диссемирта, последнего представителя Дома отражений. Хотя вряд ли над его костями установили бы отличительный знак, так что он вполне мог покоиться под любым из земляных холмиков, разрытых и просто подкопанных. Либо утолить голод любого из садау.

Людоеды, неповоротливые с виду, разбухшие от мертвечины, за столетия обзавелись не одними челюстями, а их крохотный мозг работал только в угоду желудку. Почерневшие, изъеденные язвами, тем не менее передвигались они так бесшумно, что Таната в который раз с трудом сдержала вопль страха, моргнув среди безжизненных валунов и сухих искореженных стволов, оплетающих корягами серый сумрак, а в следующий миг встретившись с прищуром белесых глаз. Оценивающим, совсем старухе не понравившимся.

Импы сбросили на землю два тела и скрылись, словно и не было их. Тогда только Таната чуть выдохнула, когда жажда садау сместилась на свежее подношение.

– Амедео, – коротко сказала. Людоед любезно заурчал, хватая за ноги повитуху и Ингу. На них Таната старалась не смотреть.

Ожидание заняло не более минуты. Садау, волоча за собой трупы, не успел скрыться с глаз, как знакомый негромкий смех коснулся слуха. Таната резко обернулась.

– Ведьма, – ласково произнес инкуб, придвигаясь ближе. – Время идет, а ты все приходишь и приходишь… Потеряла кого? Не меня ли?

Таната поймала себя на том, что уже тянется к дивно очерченным губам, пропуская все слова мимо ушей. Замерла, отдернула пальцы. Отступила назад, тогда как белокурый Амедео рассмеялся, покачивая головой.

– Возраст, внешность… Не имеют значения, душа моя, пока ты желаешь меня… – наклонил голову, предлагая подойти ближе, – видеть рядом.

Таната сделала еще один шаг назад.

– Мела, – сказала. Брови инкуба взлетели вверх, следом он нахмурился, припоминая, кто это. – Моя дочь. Была здесь. С кем?

Амедео насмешливо покривил губы.

– Дочь? – облокотился о ствол позади себя. – Та неуемная особь, пугающая всякого, кто оказывается в пределах ее видимости и досягаемости?

Таната повторила его жест, сложив руки на груди. Они дрожали, поэтому так вышло лучше всего скрыть страх.

– Она принесла двух детей, которые уже больше ваши, чем наши. Теперь хочу знать, что с ними теперь делать.

Амедео, сообразив, что окончание ночи ему светит провести в нелепых беседах, зашипел, показав свой настоящий лик. Злобно, рассерженно исказились плавные до этого черты.

– Не слежу, кто чем занимается, – оттолкнулся от дерева, выпрямился. – И, поверь, те несмышленыши интересуют нас прежде всего с точки зрения покоя. Дети ничего дать не могут, поэтому держи подальше их, если хочешь уберечь.

О том, что она отличается от мальчишек деревни, Тай знала всегда, но только к восьми годам поняла, насколько серьезны эти отличия, и что никакими усилиями и драками их ей не преодолеть.

С самого детства видела она лишь ограничения, коротко стриженные волосы и невзрачные штаны с рубахами, вечно грязные и рваные после потасовок с соседскими ребятами, тогда как Йена заплетала в длинные косы цветы и носила яркие платья, а те же мальчишки, что лупили Тай, сестре приносили леденцы и топтались под окнами. Множество раз Тай втайне от мамы и бабушки расчесывала пряди сестры, ласкающие огрубелые пальцы легчайшей золотистой паутиной, и с досадой ерошила собственные вихры, короткие и оттого завивающиеся в кольца. Намокнув от пота после очередной драки, они делали ее похожей на барашку. А взгляды, которыми одаривали соперники после того, как их разнимали, существенно отличались от получаемых Йеной. Это выводило из себя и заставляло бить жестче.