Этого не отнимешь…

– Сядь.

Я указала ему на место напротив своего кресла и, поколебавшись, кинула туда одну из мягких подушек, на которых сидела сама. Я сделала это даже не столько из-за просьбы Хведера, сколько потому, что мне самой претило усаживать кого-то на холодный камень, раб передо мной или нет.

– Принесите письменные принадлежности для Аштара, – приказала я слугам, затем обратилась к нему: – Прежде чем отправить тебя работать в книжную мастерскую, я должна понимать, что и насколько хорошо ты умеешь. Моя мастерская очень скромна по сравнению с другими в городе, но любого, кто работает в таком месте, все равно окружающие начинают уважать.

– Даже раба? – спросил дроу.

По его тону было невозможно понять, насмехается ли он снова или нет. Я решила, что лучше буду выглядеть дурой, втолковывая взрослому мужчине элементарные вещи, чем истеричной злыдней, которая ищет в каждом слове попытку ее оскорбить.

– Не знаю, как с этим обстоят дела в Берзане, а у нас даже раб может стать уважаемым человеком и в конце концов получить свободу, – пояснила я. – Особенно те, кто умеет читать и писать. Хорошее образование получают только аристократы, жрецы и те, у кого хватает заплатить за обучение в одной из школ. А это, как ты наверняка уже сам догадался, зачастую дети либо аристократов, либо жрецов. Соответственно, если в книжной мастерской будет работать грубый, необразованный человек, это плохо скажется на ее репутации. Даже если он всего лишь подносит иллюстратору краски или подметает пол.

Аштар молчал, опустив голову. Внезапно я поняла, отчего мне с ним так не по себе. Не только из-за его явной физической силы, но и из-за того что он не хочет смотреть в глаза. Прячет их. Оттого и создается впечатление, что эльф либо лжет, либо издевается.

– Вы хотите понять, достоин ли я такой милости, как работа в мастерской, – утвердительно произнес он.

– Да. Ты будешь привлекать внимание, Аштар. А следовательно, и я, как твоя хозяйка. Все, что ты сделаешь, отразится на мне.

Он опять помолчал, затем повернул голову, посмотрел на книгу, которую я положила рядом с собой на сиденье, и вдруг продекламировал:

– В том не любовь, кто буйством не томим,

В том хворостинок отсырелых дым.

Любовь – костер, пылающий, бессонный…

Влюбленный ранен. Он – неисцелим!1

Голос у него был поставлен очень хорошо, мог звучать громко и твердо, когда требовалось. Я поймала себя на том, что одобрительно киваю, хотя от полководца сложно было бы ожидать невнятной тихой речи.

Скорпионий хвост! Оказалось легко забыть о том, кто перед тобой, когда Аштар так покорно себя ведет. Может, на то он и рассчитывает?

– Что это за стихи? – спросила я.

– Человека по имени Хилайят, который написал эту книгу, – дроу указал на томик на моих коленях. – Он умер около ста лет назад. Сборник стихов – единственное наследие, которое он оставил.

Вспомнив дурацкие четверостишия, я поморщилась.

– Жаль. Ему было бы лучше заняться чем-нибудь другим.

– Он нашел отклик в сердцах сенавийцев, – мягко возразил Аштар. – Его стихи переписывают даже спустя век, это любимый поэт его высочества Элая.

– И что же такого особенного в его произведениях, по-твоему?

– Он воспевает краткость человеческого века и призывает ценить такие радости, как любовь, потому что они длятся всего миг, но согревают сердце целую вечность.

Я покачала головой. Ничего подобного я там не увидела.

– Это твое мнение или принца Элая?

– Мое.

– Его высочество, вероятно, думает точно так же? – усмехнулась я.

– Возможно. Его высочество никогда мне об этом не говорил.