Поэтому запускать плантации было никак нельзя, но и возвращалась я оттуда вымотанная до предела. Солнце уже садилось, когда я устроилась в садике внутреннего двора с большим кубком холодного шербета, чтобы немного отдохнуть перед сном и полистать книгу.

Это был тот самый поэт, которого так увлеченно читал Элай в нашу встречу. Я запомнила название книги и отправила слуг поискать ее в городе. Поэт, как выяснилось, имел некоторую популярность, и уже сегодня томик лежал у меня.

Чтиво оказалось своеобразным, по крайней мере в этом сборнике. Может быть, он написал что-то еще, более достойное, но я видела перед собой лишь груду посредственной любовной лирики. Еще и в основном на одну тему – герой потерял возлюбленную и теперь страдал на все лады, мечтая о том, как уйдет следом за ней, как это будет красиво и так далее, и тому подобное.

Не долистав до середины, я с раздражением отбросила книжку.

Чушь. В смерти нет ничего красивого, философского и прочего, о чем так любят живописать поэты. Наверное, у них это и получается настолько притягательно, потому что они, не видевшие смерти, пишут для тех, кто тоже ее не видел.

Я в их число не входила. И мне казалось странным, что Элая могла заинтересовать подобная дребедень. В былые времена он ходил вместе со старшим братом в военные походы. Да и написал бы он даже лучше, хоть и не особенно талантлив. Может, заметил популярность стишков и захотел проверить, что же в них такого?

Убрав книжку, я обнаружила, что рядом мнется управляющий.

– Еще шербета? – голосом слаще самого напитка спросил он.

– Лучше сразу говори, в чем дело, – посоветовала я, чувствуя себя слишком уставшей, чтобы играть в обычные игры.

– Новый раб, госпожа… Его помыли, одели и выделили ему комнату еще вчера.

– Комнату? – переспросила я.

Вроде бы я ни о чем таком не распоряжалась. Аштар – необычный раб, но личная комната – это чересчур хорошо для кого-то, кто носит ошейник. Как бы не поползли ненужные слухи.

– Простите, госпожа. Это не то чтобы нарочно вышло. Никто из других слуг не захотел, чтобы к ним подселили дроу. Они… они боятся спать, когда он рядом, – промямлил Кидат.

Пальцы сами выстукали ритм по подлокотнику широкого кресла. Тук-тук, тук, тук-тук… Где же я его слышала? Вспомнить не получалось.

– Ладно, пусть будет комната, – неохотно согласилась я. Тревожить весь дом из-за одного дроу тоже плохо. – Что-то еще?

– Вы не распорядились насчет того, чем ему заниматься, пока он не в мастерской.

– И что? – не поняла я. – Ты не смог найти ему дело? В доме еще десяток рабов. Ты же как-то управляешься с другими.

– Они люди, госпожа! – Кидат виновато склонился. – Они совсем иначе себя ведут, с ними и говорить проще. А этот… Он опять сел, сидит второй день на одном месте и даже не шевелится. Повторяет, как попугай, что он ваш раб, что никаких приказов вы ему не отдавали и что он не сдвинется, пока вы что-нибудь не прикажете.

Я в изумлении наблюдала за управляющим. Уж кем-кем, а дураком или слабаком он не был и всегда сам решал такие проблемы. Более того, первые полгода после смерти моих родителей, пока я возвращалась домой из Хелсаррета и пыталась разобраться в ведении хозяйства, им управлял, по сути, один Кидат. И делал это замечательно, поэтому я никогда не боялась оставить все на него.

– Последний раб, которого мы купили… Забыла, как его, – я рассеянно помахала рукой, – который сейчас на дальней плантации. Он тоже был упрямцем, и ты его быстро построил. Что сейчас не так?

– Тому, предыдущему, было достаточно пригрозить. А этому… – Кидат поднял на меня страдальческий взгляд. – Госпожа, ну какой из генерала темных эльфов раб? Он так смотрит в ответ, что сердце в пятки ухает. Его все боятся. Даже стражники.