– Варвара, ты ведешь себя как мужичка, влезая в чужой разговор.
Я досчитала до десяти. Не помогло.
– Что-то я не вижу у своей двери очередь желающих наняться ко мне управляющим за двести отрубов в год.
– А ты ведешь себя как квартальный надзиратель, подозревая всех и вся! Чего ты взъелся на бедного Сергея Семеновича? Он очень милый молодой человек.
– Милый молодой человек – это не профессия, – сухо заметил Стрельцов. – А уж твое умение разбираться в молодых людях и вовсе не стоит обсуждать.
Варенька фыркнула, глаза ее начали наливаться слезами. Она сгребла бумаги и похромала прочь из гостиной.
Я подавила желание вылить чернила на голову Стрельцова, чтобы остудить слегка.
– Спасибо за приятную компанию. – Я собрала со стола незаконченную работу. – Не буду вам мешать.
Идти вслед за Варенькой и слушать ее жалобы не хотелось, поэтому я направилась в другую сторону – в комнату, откуда сегодня вынесли покойницу. Однако пристроиться с работой здесь оказалось негде. Голые доски кровати – постель, на которой умерла бабка, крестьянки вынесли в курятник и велели не возвращать раньше чем через трое суток, «чтобы петух трижды ее отпел». Перевернутая вверх ножками лавка, на которой стоял гроб. Кресло у окна тоже перевернули вверх ногами – видимо, чтобы покойница, вздумав вернуться, увидела бардак в комнате и решила, что попала не туда. Конечно, поставить все как положено не составило бы труда, но сидеть, скрючившись на кровати или у подоконника, мне не хотелось.
Пожалуй, можно расположиться в уборной, если убрать с умывального стола тазы. Но вдруг дальше найдется более подходящее помещение – я ведь так и не обследовала дом до конца.
Еще одна комната, сразу за уборной, выглядела совершенно пустой – пожалуй, тут я обустрою себе спальню, как только найдутся время и силы этим заняться. А за ней обнаружился кабинет. Нормальный рабочий кабинет! Массивный стол с затянутой сукном столешницей, секретер у окна, окованный железом сундук, почему-то напомнивший мне сейф, книжный шкаф, заполненный толстыми журналами в мягком переплете.
Наконец-то мое собственное, нормальное рабочее место, где никто не будет мешаться! Вот только пыли тут скопилось! Намывая полы после выноса тела, женщины прошли от парадной двери до комнаты, где стоял гроб, – чтобы покойница не нашла дорогу назад. А за пределы этой комнаты особо и не заходили – впрочем, я и не настаивала.
Я убрала с края стола выцветшую газету, на которой уже невозможно было ничего прочитать. Пристроила на чистый краешек письма и чернильницу с пером. Возвращаться в гостиную и встречаться со Стрельцовым не хотелось, поэтому я спустилась во двор через лестницу в мезонин. Пожалуй, здесь я и размещу управляющего. Захочет – будет работать в кабинете за секретером, не захочет – всегда сможет подняться, если понадобится что-то доложить. Правда, я была не уверена, что сама стану много времени проводить в кабинете: рабочих рук по-прежнему не хватало. Вот и сейчас из-за двери в коридор доносились команды неугомонной Марьи Алексеевны – когда только успела отдохнуть и спуститься!
Пожалуй, мне не помешала бы и экономка, распоряжаться в доме – да только где ж ее взять и чем платить?
А еще кухарка, горничная, работник в помощь Герасиму, работницы на огород и конюх со скотницей. Мечтать не вредно, но пока воду из колодца придется тащить самой, и отмывать кабинет тоже.
Я опустила в колодец ведро, но едва начала крутить ворот, как поверх моей ладони легла чужая. Я развернулась. Герасим. Внутри всколыхнулась обида и разочарование. Я тут же обозвала себя дурой – а кого я еще ожидала увидеть и, главное, зачем? Наобщались уже за сегодня, достаточно.