— Кивни, тупица, если осознала свой грех.

Подавив чёрную волну ненависти, я кивнула. Пальцы незаметно перебирали складки платья в поисках заветного пузырька. Накапаю этой твари от души. Вариант с вином отпадал. Муж если и подаст мне стакан, то только с ядом, и уж вино со мной пить точно не станет.

— Мне нравится, когда ты послушная, кивай мне всегда, покуда жива, — в его голосе появились урчащие нотки, льдистый взгляд почти против воли скользнул на обнажённую грудь. Едва слышно пробормотал: — Смотреть не на что. Лети красивее, достойнее, отец-дракон шутил, когда сделал её драдерой, но я исправлю его ошибку.

Болтать он болтал, но взгляд ко мне как приклеился. Вторую руку он положил мне на грудь, легко сжимая. Пока легко. Очень скоро он перестанет быть нежным, об это мне говорило окаменевшее в предчувствии боли тело.

Меня передёрнуло от омерзения, но я заставила себя лежать неподвижно. Против воли взмокла, чувствуя, как скатывается холодный пот по виску.

— Ты умрёшь завтра, — сообщил Дареш очевидное, а я заставила себя улыбнуться.

— Но я пока жива и буду жива ещё три дня, — сказала нежно. — И три ночи.

Возможно мне показалось, но в ледяном взгляде мелькнул короткий интерес, который ни одна женщина не перепутает ни с ненавистью, ни с агрессией. Возможно, Эйвери была так наивна, что не вполне понимала, какие чувства владеют Дарешем?

Лапы на груди и горле сжались крепче. Теперь это было почти больно. В груди полыхнуло о нехватке кислорода, но я заставила себя улыбнуться снова.

Интуитивно я чувствовала, что у меня есть только одна попытка выбраться из этой постели без потерь. Одна… всего одна ошибка будет стоить мне сломанных рёбер, рук, или шеи. Мою магию забрали, а значит живой я больше не нужна. Ночь завершает ритуал, а всё, что начинается с завтрашнего утра, лишь попытка соблюсти видимость приличий.

Не более.

Моё убийство подмочит Дарешу репутацию, но он реабилитирует её ровно после первой военной победы.

У меня нет права на ошибку.

Медленно подняв одну руку, скользнула пальцами в густые волосы мужа, наконец нащупав второй пузырёк с эротической бякой. Давление на горло стало невыносимым, в груди горело огнём, но я не отводила глаз. Улыбка не дрогнула.

— Моя зверушка сошла с ума? — губы Дареша разошлись в нехорошей усмешке.

— Да, мой вейр, — смущённо прикрыла глаза, внимательно отслеживая реакцию из-под ресниц.

К моему удивлению, имитация покорности и влюблённости, которая не подействовала бы ни на одного мало-мальски адекватного дракона, на Дареше дала восхитительный эффект.

Взгляд помутнел и застыл, дыхание участилось. Рука, наконец, оставив в покое мою грудь, прошлась по животу, задержавшись на уязвимой точке в солнечном сплетении. Там потягивало и ныло сладковатой болью, как на заживающем послеоперационном шве. Кажется, именно оттуда Дареш забрал из Эйвери магию.

Он искренне верил, что я в восторге от насилия и готова любить его теми способами, которые ему нравятся. С помощью шила, пощёчин и избиений.

Так вот что зацепило его в Эйвери. Нежность. Робость, ещё детская, не способная укрыться от окружающих влюблённость. Вполне возможно, что и Лети стала его любовницей лишь потому, что его не заинтересовали высокорожденные, прекрасные, но равные по положению вейры. Как подсказывала память Эйвери, желающих приласкать пятого генерала и без Лети было немного больше, чем дофига.

— Завтра ты извинишься перед вейром Гроде и откажешься от встречи с императором.

От ледяной усмешки мне стало почти физически дурно, но я запретила себе паниковать. Обычно сложные жизненные обстоятельства заставляли меня мобилизоваться, но этот мир… был слишком другим. Агрессивным, жестоким и откровенно недобрым к женщинам.