– Мое! – И сразу тремя щупальцами на меня напал, как спрут морской.
Заклинание огненное из рук выбросила. Струя пламени синего одно щупальце опалила. Трясунец взвыл, но не отступил, еще яростнее стал. Веревкой заговоренной второе щупальце перехватила, петлей затянула. То и обвисло плетью безвольной, заговор хорошо отработал, связывая конечность и обездвиживания. Но третье меня все-таки зацепило за талию. Присоски противные к платью присосались, сжал, что больно до слез!
Да как тряхнул меня, как куклу тряпичную! Я прямо в воду целиком и бултыхнулась! А та – ледяная, тина липкая. Студеность сразу до костей пробрала.
Я быстренько новую позицию из пальцев скрутила, да как резану эту слизюку проклятую! Отпустил мигом, завыл! А мне вместе с водой этой тухлой в нос еще и кровь его гнилая хлынула.
Мерзопакость неслыханная!
– Гад болотный! – Вынырнула, тину с лица стирая, отплевалась.
Ну все, раз говорить он не желает, а вот так на меня… Я уже всю силу своего внутреннего источника призвала. Пусть знают, кто здесь ведьма-Смотрительница!
Заклинание ледяное пустила – щупальце намертво заморозила. Трясунец взревел, попытался меня в глубину затащить, но я огненный шар в морду ему запустила.
Упал гад, назад завалился. Я еще одним шаром, что вода вкруг него вскипела, даже до меня дошла теплая. Силы не пожалела!
Жалости никакой при том я не испытывала. Трясунец – низшая нечисть. Тело его собрано из останков утонувшего люда, который он потом еще больше в болото и затягивает. Поглощает, а кости в себя вбирает, разрастаясь. И коли этот такой громадный, страшно мне и подумать, сколько невинных здесь сгинуло.
Тут не только в клюкве уже дело сталось, но и в том, чтобы народ защитить.
Заклинание молниевое собрала, но тут он всеми щупальцами разом замолотил. Я увертываться стала, как змея, то нырок, то в сторону. Вода вокруг бурлит, пена грязная столбом встает, брызги во все стороны летят.
Веревкой его опутать пытаюсь, а он ее рвет силой нечистой. Щупальцем за ногу схватил, тащит вниз. Огненным кнутом по морде его хлестнула – отпустил, завопил.
– Да изыди ж ты! – заклинание усыпляющее почти из последних сил собрала, прорву магии в него вложила.
Трясунец еще раз попытался меня схватить, но колдовство мое сработало. И что только раньше не додумалась?! Глаза его закатились, захрапел он громко, как медведь в берлоге, и на дно пошел, пузыри пуская.
Я еле-еле на кочку выкарабкалась, вся трясусь – то ли от холода, то ли от злости. Руки дрожат, ноги ватные. Но дело надо заканчивать!
Перелезла на ту кочку, что рядом с тем местом была, где он под воду ушел. Сколько моего усыпляющего заклятия хватит, тут еще не знамо.
Вспомнила слова древние… Много мы всего учили, и теперь-то я во всей красе понимала, почему учителя заставляли нас зубрить так, что даже ночью разбуди – расскажу без запинки.
Руку в воду опустила и зашептала:
– Тьму водой унеси, зло болотное забери,
Пусть гнилое здесь уймётся,
Пусть безвременье сойдется.
Корни мертвые, прервитесь,
Души чистые, проститесь,
К свету вольному взлетайте,
Зло былое отпускайте!
Слова зазвенели набатом, по воде побежали волны, серебром сияющие. Что-то вещее в них было. Вокруг трясунца затрепетала вода, закрутилась омутом, а сам он стал медленно оседать, растворяться на глазах. Болотная гниль распадалась, кости обнажая, а те, ею больше не сдерживаемые, уходили под воду, чтобы найти здесь вечный покой.
С ужасом и восторгом одновременно я почувствовала касание ледяного ветерка. И тут же стайка светлых огоньков вырвалась из темной пасти трясунца и закружилась над водой. Это были освободившиеся души — по одной, по две, они тревожно затрепетали в тумане, а потом потянулись к небу.