Никто не знал, почему. На все божья воля, успокаивал ее местный викарий... А она прорыдала два дня, и после ходила сама не своя. Аделии тогда было тринадцать, и она, памятуя, как тяжко дались матери прошлые роды, понять не могла, отчего она так убивается: все лучше, чем те страшные муки. Но теперь что-то в ней дрогнуло...

Она коснулась рукой живота и, испугавшись, что старая ведьма наблюдает за ней из окна, отдернула ее тут же. Поспешно вышла за хлипкий забор и отвязала коня...

А уже выехав на дорогу, все прокручивала в голове состоявшийся разговор: «Красивый, сильный мужчина. Понести от такого не грех!», «...а вот знатные дамы брачного возраста все, как одна, мечтавшие соблазнить младшего Шермана, умирают от любопытства и зависти».

Неужели все графство обсуждает ее первую брачную ночь?!

И завидует...

Это просто безумие.

– Госпожа. – Какой-то мужчина поклонился ей, и Аделия поняла, что давно едет по улице города, но бездумно, погруженная в мысли.

Пора взять себя в руки и перестать оглядываться назад: прошлого не исправить, а вот будущее – вполне.

Она свернула у аптекарской лавки по направлению к церкви и, завидев сапожную мастерскую, придержала коня.

– Госпожа, чем могу быть полезен? – осведомился показавшийся в дверях лавки мужчина. – Желаете сделать заказ?

И Аделия, окинув дом взглядом, спросила:

– Я ищу Ральфа Бенсона. Мне сказали, я найду его в этом доме... Слышали о таком?

– Как же не слышать, – отозвался мужчина, – вам в соседнюю дверь. Только боюсь, он не в том состоянии, чтобы вести разговоры... Пьет неделю не просыхая.

Аделия молча кивнула: чего-то такого она и ждала.

– Присмотрите за животным? – спросила мужчину, и тот, молча кивнув, подхватил поводья. – Благодарю.

На стук в дверь никто не ответил, и девушка, услыхав в доме шум (как будто упала и покатилась пустая бутылка), толкнула ее от себя. Дверь сразу же поддалась, и Аделия переступила порог...

Пахло в доме прогорклым маслом и дешевым вином.

Темный холл, освященный лишь одним чумазым окном, показался ей темной берлогой где-нибудь в редколесье, на окраине леса, а мужчина, зашевелившийся там же в углу, – тем самым косматым животным. Большим и страшным...

Правда, Аделия не испугалась...

Ее вообще перестали пугать детские сказки, пусть бородач и оказался похож на Черного Шака, огромного, черного и мохнатого.

– Кто вы такая? – осведомилось черное нечто, разгибая широкую спину над заставленным бутылками столом. – Каким образом пробрались в этот дом?

И Аделия, подойдя ближе, сказала:

– Ваша дверь оказалась открытой, я же – Аделия Айфорд, супруга вашего господина. И хотела бы поговорить...

Бенсон как будто на мгновение испугался, но в следующий миг тут же расслабился.

– У меня больше нет господина, – откликнулся с пьяной бравадой, – отныне я сам по себе. И говорить нам поэтому не о чем...

– Вы – управляющий Айфорд-мэнора, Бенсон, – возразила Аделия твердым тоном. – И должны предоставить отчет...

– Отчет?! – он позволил себе усмехнуться. – Простите меня, госпожа, но мне нечем порадовать вас: поместье разорено. Там сплошные долги... Вот весь отчет.

И Аделия посмотрела на мужчину в упор:

– Вы должны вернуться на свою должность, – сказала она. – Вы не имеете право самолично оставлять ее.

Бенсон, высокий, крупный мужчина с окладистой бородой, расправил широкие плечи.

– Я ни пенса не получил за последние несколько месяцев, госпожа. Все, что приходило в поместье, я отсылал либо в Лондон вашему мужу, либо покрывал его же долги в Тальботе и округе, – откликнулся он хриплым голосом. – Это было сложное время. Я бился за то, что заведомо невозможно спасти... И простите, если я не могу делать этого дальше: больно глядеть, как когда-то процветающее поместье превратилось в ничто.