– Есть за что, – настаиваю на своем. – Я создаю тебе проблемы. Отбираю время, заставляю тратить ресурсы и…

– Еще скажи, что объедаешь, и из-за тебя мне придется ставить лишнюю стирку, ай-ай-ай, – насмешничает Альберт, слегка щурясь, отчего у внешних уголков глаз образуются небольшие мимические морщинки.

Переключаю на них внимание. Очень хочется дотронуться. Провести легонько пальцами, попытаться разгладить.

Интересно, а кожа теплая? Бархатистая на ощупь или шероховатая?

Эля, угомонись!

Сжимаю ладошки в кулаки и прячу в полах халата. Заодно упираюсь затылком в подушку и смыкаю ресницы, отдаляя себя от соблазна.

– Альберт, я постараюсь побыстрее поправиться и при первой же возможности займусь ремонтом машины, чтобы уехать… – сиплю, облизывая нижнюю губу. Горло перехватывает, но я все же договариваю. – Уверена, у тебя есть планы на новый год, и я не хочу их нарушать.

– Не нарушишь, – бросает непонятную фразу Гольдман.

Чувствую, как кровать проминается, когда он рывком отстраняется. А через пару мгновений тишины щеки касаются его пальцы.

– Держи. Выпей. Это обезболивающее.

Одной рукой он протягивает мне стакан с шипучкой, а другой убирает за ухо выбившийся из пучка локон.

Принимаю лекарство, благодаря улыбкой, и выпиваю всё до дна. Слегка съезжаю на кровати вниз, располагаясь удобнее, и позволяю прикрыть себя пледом.

– Отдохни, Эля. Мы слишком обрадовались улучшению твоего самочувствия и истратили сил больше, чем следовало. Не стоило мне тебя так сильно утомлять. Это была моя ошибка.

– Нет. Я сама…

– Тш-ш-шшш, – Альберт не позволяет договорить. Шершавая подушечка указательного пальца накрывает мои губы, заставляя замолчать. – Засыпай.

Взмахиваю ресницами, признавая его правоту, и через минуту остаюсь в комнате одна. Пультом приглушаю свет до минимума, сворачиваюсь клубком и действительно засыпаю.

А просыпаюсь посреди ночи. От вопля ужаса.

Дикого. Пробирающего болью до нутра.

Моего вопля.

Подскочив на кровати, поджимаю ноги к груди, обхватываю и озираюсь по сторонам.

Тени, отбрасываемые предметами, рисуют образы монстров, пришедших меня убивать. И из каждого угла в мою сторону скалится жуткая морда Джокера. Его пылающие злобой глаза и окровавленный рот доводят до истерики.

– Нет… нет… нет… это сон… всего лишь сон, – уговариваю себя, шумно заглатывая воздух, как скаковая лошадь, примчавшаяся к финишу первой. – Я в безопасности… я в безопасности… я в безопасности…

Твержу, как мантру, пока тело сотрясается в ознобе, а к вспотевшей коже спины неприятно липнет ткань пижамы.

– Я сильная. Я справлюсь, – стираю со щек слезы и лишь плотнее закутываюсь в халат, не желая снимать с себя ни лоскутка защиты.

– Конечно, сильная, Эля. И ты в безопасности, – Альберт бесшумно переступает порог комнаты и вглядывается в мое лицо. – Эй, всё в порядке? Или хочешь, я побуду с тобой?

Шумно и совсем некрасиво втягиваю через забитый нос воздух, заправляю взлохмаченные волосы за уши и нервно мотаю головой.

– Хочу, пожалуйста, останься. Я… – протягиваю к нему руку и не опускаю, пока не чувствую тепло его пальцев, – прости… я такая слабая… и мне так стыдно… – признаюсь, размазывая по щекам слезы.

– Тихо-тихо… все будет хорошо… это просто эмоции, дурные воспоминания, но они пройдут, затрутся и со временем исчезнут, – Альберт забирается на кровать и отводит в сторону руку, жестом предлагая свою грудь в качестве жилетки. – Иди сюда.

Не раздумываю ни секунды.

Ныряю к нему под бок, прижимаясь всем телом. Укладываю голову так, чтобы слышать гулкие удары сердца, обнимаю, накидывая на нас обоих плед, и с упоением втягиваю терпкий аромат мужского парфюма и чистой кожи.