Он знает, что и где находится в его доме и, не сомневаюсь, не считает зазорным сам себе приготовить поесть или попить.

– Кофе, – выдаю без раздумий и, поймав покачивание головой вернувшейся в этот момент на кухню домработницы, делаю просительное лицо.

– Пожалуйста.

Если откажут, точно заплачу.

Хоть что-то позитивное в моей жизни должно оставаться?

– Конечно, – Альберт оборачивается, чтобы я увидела его губы и смогла прочитать по ним ответ. – Будет тебе кофе.

Счастливо выдыхаю и безропотно принимаю горсть лекарств, которую кладет передо мной заботливая женщина.

– Спасибо, – киваю ей и подрываюсь с места, когда вижу, как она принимается собирать со стола тарелки. – Я помогу.

– Нет, – Томилин, в пару шагов оказавшийся рядом, накрывает мое предплечье ладонью и заставляет остаться на месте. – Мы сами. Отдыхай.

Спорить не берусь.

Киваю и вновь опускаюсь на сидение. Еще и на спинку стула откидываюсь, складывая руки на коленях, тем самым стремясь дистанцироваться от этого мужчины.

После совместной трапезы начальник безопасности не вызывает у меня прежнего страха, но и к друзьям, чьи прикосновения я всегда легко воспринимала, пока причислить его не спешу.

Кажется, случившееся на дороге активировало в моей голове пунктик под говорящим названием «Проблемы с доверием». Слишком переменчивой становится эта величина.

Чашку с кофе встречаю так, будто передо мной не обычный напиток ставят, а живую воду путнику, неделю бродившему по пустыне и наконец добравшемуся до оазиса, подают.

Вкушаю блаженство – это про меня.

Забыв обо всем и всех, обхватываю чашку обеими ладонями, прикрываю глаза и, не торопясь, пью. Кайфую от каждого глотка любимой горечи.

И в этот момент, здесь и сейчас, мне хорошо и спокойно.

Что бы не происходило в жизни, как бы не шваркала судьба и не прибивало невзгодами, нужно всегда иметь свой собственный незыблемый уголок отдохновения. Мой личный таится в кофе. И им я наслаждаюсь.

Закончив трапезу, мою чашку и собираюсь пойти к себе в комнату, но Альберт останавливает.

«Эльза, нам нужно поговорить. Пойдем в кабинет».

Новое сообщение почему-то вызывает тревогу.

Странно. Ведь фактически ничего не меняется, но по коже начинают бегать колкие противные мурашки. Ладошки потеют. Будто подсознание, заранее предчувствуя что-то нехорошее, стремится меня предупредить.

Стоит переступить порог кабинета, как я, не зная сама почему, не осматриваюсь в новом для себя помещении, а прикипаю взглядом к окну, а затем в шоке отшатываюсь и закрываю ладонями рот.

Черный грязный внедорожник.

Черно-белая наклейка Джокера с окровавленным ртом на задней части кузова.

Мамочка!!!!!

Нет. Нет! НЕТ!!!

Хочется кричать.

Хочется бежать и прятаться.

Хочется набросить на Гольдмана с кулаками, потому что обманул, и…

– Тш-ш-ш… Эльза, Эльза, смотри на меня, смотри, – Альберт обхватывает мои щеки ладонями, заставляет замереть и глядеть только на себя. – Дыши, девочка, дыши. Все хорошо. Ты чего паникуешь? Ты в безопасности. Ты со мной, помнишь?

Меня так трясет, что я не сразу соображаю. А между тем кое-что случается. Звон в ушах сменяется тихим шелестом волн, сквозь которые, словно через несколько слоев плотной ваты, одно ухо с трудом, но улавливает звуки.

– Не бойся. Они ничего тебе больше не сделают. А вот мы с ними сделаем всё, что ты захочешь.

Хозяин дома, воспринимая мой ступор за невозможность разобрать его речь, помогает присесть в кресло и, повернув ко мне экран ноутбука, который приносит Томилин, набирает свои последние слова на экране.

До побелевших костяшек стискиваю подлокотники, пока читаю, а затем, сжав волю в кулак, заставляю себя еще раз повернуться к жуткой машине.