Но не отпускаю, прижимаю к себе крепче, поддерживая, чувствуя, как ее ведет, но больше стараясь защитить… от собственного подчиненного.

Зашибись, инстинкты проснулись.

Обнимаю хрупкое тело обеими руками, поглаживаю по спине, волосам и охреневаю от того, какая же малявка сейчас находится в моих руках. Невысокая, тощая, но фигуристая. Даже через бесформенную куртку ощущаю ее пышную грудь.

К месту, ага!

Звездец, Гольдман, тебя кроет.

Что дальше?

А дальше обоняния касаются цветочные духи. Легкие, едва ощутимые. И ещё что-то манящее, дурманящее именно внутреннее чутьё, не рецепторы даже. И эти ощущения настолько непривычны и новы, что на доли секунды теряюсь, чтобы уже в следующую грязно выругаться.

– Тш-ш-ш, не дерись, – горячим дыханием касаюсь темноволосой макушки.

Снегурка вскидывает голову, смотрит дико, как загнанный в ловушку зверек… но не отталкивает больше. Жмется сильнее, будто тепло ищет.

Мля…

Зима, Берт! Мозги включай!

– В дом пойдем, – говорю негромко, стараясь не напугать, и ловлю непонимание и очередную волну страха.

Вглядываюсь в разводы крови по щекам, тянусь к волосам, убираю их за ухо…

– Ссука! Грёбаный городовой! Влад, она реально не слышит, – шиплю сквозь зубы.

Не хочу, чтобы девочка прочитала по губам и догадалась, какой я матерщинник.

А вот желание не просто разобраться, что на дороге произошло, но сделать это в максимально короткие сроки – прогрессирует.

– Найди всё что можно и нельзя по аварии, – рыкаю и тянусь к карману.

Вынимаю телефон и, попеременно то, благодаря, то проклиная Т9, набираю текст:

«Ты в безопасности. Это мой дом»

Сую снегурке под нос и, заметив, что прочитала, указываю в сторону крыльца.

– Пойдешь?

Вижу, как подрагивают влажные ресницы, как беспокойный взгляд мечется от моих людей во дворе в сторону входной двери, и легко считываю вздох облегчения на слегка порозовевших губах, когда та самая дверь распахивается, а на пороге возникает Серафима в своей любимой меховой жилетке поверх халата и валенках.

– Альберт Янович, доброй ночи. Я всё сделала, как велели. Кровать чистым бельем застелила, воду в ванну набрала. А вы чего ж тут мерзнете?

– Воздухом дышим, – не сдерживаю улыбки. Смотрю на гостью и киваю ей в сторону крыльца, – теперь идем?

– Да.

Вот только сказать у нее получается чуть лучше, чем сделать хоть шаг. Слаба. Слаба до невозможности.

Котенок трёхдневный, пожалуй, сильнее.

Не желая медлить и рисковать, что тонкие ноги откажут, подогнутся, а красивый носик встретится со ступенями, подхватываю брюнеточку на руки и в восемь шагов заношу ее в дом, затем в гостиную. Усаживаю на диван и отступаю на пару шагов, чтоб дать осмотреться:

– Добро пожаловать в мой дом.

8. Глава 8

Короткий стук в дверь обрывает наш с Томилиным разговор.

– Можно?

На пороге кабинета переминается Шац.

– Иван Степаныч. Конечно, проходите, – делаю приглашающий жест рукой. – Выпьете?

Указываю на комод, где на подносе стоит початая бутылка Джека, ведерко со льдом, чистый фужер и тарелка с ломтиками лимона.

Доктор переводит взгляд с меня, сидящего в кресле за рабочим столом, на Влада, расположившегося на диване, кивает.

– Кхм, не откажусь.

Многообещающее начало.

Делаю небольшой глоток из своего стакана, ощущая, как теплая волна омывает гортань и дразнит рецепторы волшебным ароматом, а затем прокатывается по пищеводу вниз. Медленно выдыхаю.

Дожидаюсь, когда Шац, приготовив себе напиток, расположится на свободном месте, интересуюсь:

– Как она?

Вопрос на миллион долларов. Хотя последнему дураку понятно, что хорошо – вряд ли может быть.