– Я могу попросить тебя подержать градусник?

– Можешь.

– Это ртутный. Самый надёжный и проверенный, – пояснил Андрей, уже достав из ящика стола другой градусник, который хранился у него в картонном футляре. – мало ли как ты на электронику действуешь. Я уже ничему не удивлюсь.

– Странно… Почему шкала без изменений? – через десять минут ожидания поделился беспокойством Андрей, уже который раз со всей дури сотрясая градусник и отправляя его подмышку Арсению.

– Какова температура в помещении?

– Не знаю, на улице двадцать семь. Окно открыто.

– Вот тебе и ответ.

– Не может быть! Этого точно быть не может! – Не поверил Андрей. – Я видел, как ты ешь обычную, нормальную еду! Элементарно, для всех жизненных процессов должна поддерживаться определённая температура. Значит дома, ты всё это время притворялся, что ешь?

– Во многом ты прав. Но, не притворяюсь. Я нашёл способ. Похоже, в своём рассказе я упустил нечто важное, для понимания моей ситуации. Я долгое время боролся с собой пытаясь подчинить организм, и, в итоге, мне удалось заставить его жить по моим правилам.

– Я не совсем понимаю. Думаю, что должен это услышать об этом подробнее. – Сказал Андрей, жестом предложив Арсению расположиться в мягкой зоне, находящейся в небольшой нише с левой стороны от Арсения.

Это частично скрытое декоративной решёткой из тёмного дерева место предназначалось скорее для релакса Андрея, чем для посетителей. Поэтому приземлившись на диван, Андрей рефлекторно почувствовал себя более расслабленно. Удобная спинка приятно поддержала рухнувшее на неё тело. После тяжёлого разговора, невероятных откровений и перед предстоящим рассказом, – это было самое то.

Андрей кожей чувствовал, что Арсений таит в себе ещё массу секретов и сейчас многие из них откроются. Напряжение и предвкушение. В голове даже мелькнула мысль о том, что его эмоции сейчас схожи с предвкушением перед просмотром заинтриговавшего его фильма.

Арсений тоже для себя отметил, что разговаривать здесь гораздо сподручнее, чем через разделяющий их стол, и с удобством расположился в мягкой зоне.

– Тогда вернёмся к году, в котором это со мной произошло? – Справился Арсений, принимая из рук Андрея стакан с водой и прочитав по лицу Андрея, что тому не терпится всё услышать, нырнул в воспоминания.

– Первым что я попробовал из нормальной еды, после того что со мной произошло, были ягоды.

Арсений подробно рассказывал события первых дней, а Андрей, забыв обо всём, слушал.

– Не знаю, можно ли назвать следующие двадцать лет подчинением организма самоконтролю и собственной воле, – скорее это была адаптация организма под те условия, что я ему предлагал. – Закончил последовательный рассказ и сделал общий вывод Арсений. – Это было похоже на перетягивание каната с переменным успехом: или я его, или он меня. В итоге, как мне показалось, у меня получилось перетянуть канат на свою сторону. Только я до сих пор не знаю, стоит ли там, на другом конце ещё кто-то? Дёрнет ли он этот кант на себя в тот момент, когда я буду меньше всего этого ожидать?

– Понимаю. Я рядом с тобой не первый день, и, судя по тому что видел, во время этой борьбы ты сделал некоторые выводы. Они помогают тебе и сейчас.

– Ты прав. Ещё в первый год я понял некоторые вещи: обычная пища усваивается только, если моё тело удерживает температуру близкую к человеческой. Иначе вступают в силу два варианта. Первый, это когда температура тела опускается ниже предела. В этом случае процесс пищеварения замедлялся, совершенно не усваивая пищу, а при дальнейшем понижении температуры вовсе останавливается, вызывая неприятную тяжесть, граничащую с болью и обострение инстинктов. Я даже шорохи в лесу начинаю воспринимать иначе.